Телефонный звонок отвлек меня от чтения книги.

– Месье Сэм, к вам приехали, – раздался простуженный голос портье, и следом он громко чихнул.

– Будьте здоровы, – тут же отреагировала я. – И как это вы умудрились разболеться при жаре тридцать десять градусов?

– Поторопитесь. – Портье не оценил мою шутку, еще раз чихнул и отключился.

– Иду-иду. – Я нехотя сползла с кровати.

В холле главного корпуса, положив локоть на ресепшен и что-то пролистывая в смартфоне, стоял мой отец. Выглядел он необычно: вместо костюма – свободные темные бриджи и майка им под стать, скулы начисто выбриты, хотя коротко подстриженной бороде он не изменял уже много лет. Его с интересом разглядывали несколько девчонок неподалеку.

– Па! – специально как можно громче позвала я. Девицы встрепенулись, посмотрели в мою сторону – и тут же удалились. Довольная результатом, я подошла к нему. – Привет. Пойдем? – предложила прежде, чем он успел открыть рот. Оглядев меня с ног до головы, он нахмурился. – Ну пойдем же, – я кивнула на выход и, не дожидаясь ответа, направилась к двери. Не хотелось, чтобы отец заводил «бензопилу» прямо здесь. Догадываюсь, что его привело сюда, хотя странно, ведь он не вспоминал обо мне уже больше шести месяцев.

При нем не было ничего, даже борсетки. Кроме…

Я обернулась на недовольный выкрик в нашу сторону:

– Джонатан?!

…«белокурого чемоданчика» с ручками и на желтых колесиках.

Ковыляя на высоких каблуках лимонного цвета, к нам подошла женщина. Из-за слоев косметики я не смогла угадать возраст: пудра, как маска, полностью покрывала лицо. Она либо красилась на чердаке в безлунную ночь, либо старая и это ее лучший вид. Первый вариант подходил больше, так как рука, протянутая для приветствия, оказалась мягкой и приятной на ощупь.

– Здравствуй, Сэм. Рада познакомиться.

– А я нет, – ядовито улыбнулась я и крепко пожала ее теплую, слегка влажную ладонь. Следом вопросительно посмотрела на отца. – Что за сюрприз? Только не надо говорить, что это моя будущая…

– Лана – адвокат нашей фирмы, – сухо представил ее отец, проигнорировав мою грубость. Что же, замечательно. – И мой очень хороший друг, – а вот этого совсем не хотелось слышать.

Лана стояла в замешательстве, а мне-то что? Я собрала брови к переносице и усиленно соображала, зачем он ее с собой приволок? Ничего приятного на ум не приходило. Одно радовало – она не вешалась ему на шею, а значит, не все потеряно.

– Идем… – протяжно выдохнула я: – …те.

Домик Мадлен был рядом, и мы пошли пешком. За всю дорогу отец не проронил ни слова. Видимо, берег силы для предстоящего разгрома на месте. Пропустив его внутрь, я зашла следом, «чемодану» войти не предложила: в мои обязанности не входило быть вежливой с отцовскими спутницами.

В мои обязанности не входило быть вежливой ни с кем. Правила хорошего тона, с детства внушаемые Фрэнком, остались в прошлом: пользы от них не было никакой. Отец не стал относиться ко мне лучше и не проявил больше внимания, когда я в этом так нуждалась. Я старалась отличиться, чтобы стать похожей на него. Он не похвалил, даже когда я сдала IELTS[1], не восхитился моими знаниями по истории, когда я выиграла школьную олимпиаду. И однажды я поняла, что мне тоже на него плевать, и из некогда умной девочки превратилась в грубого необузданного подростка. Фрэнк лишь причитал и ходил в церковь. Он надеялся, что я перерасту – вот только какой был смысл меняться, если смысла в этом нет?

Засунув руки в карманы, отец прошел в гостиную. По-хозяйски заглянул на кухню, в мою комнату, дернул за ручку дверь Мадлен. Заперта. Он вопросительно посмотрел на меня:

– Что за игры, Сэм?

– Эм, – под тяжелым взглядом серых глаз я тут же забыла все истории, которые тщательно продумала накануне. Надеяться, что и так сойдет, было без толку. Отца не проведешь, да и врать бесполезно. Куда бы ни завели меня фантазии, он легко отличал сказки от истины. У него было особое чутье. Лучше выложить сразу все как есть, чем потом огрести от него вдвое больше. И я настроилась рассказать ему правду. Не всю, конечно, а почти: узнай он, что я нахожусь здесь как парень, полетит не только моя голова. С другой стороны, он об этом и не спрашивал, так что, получается, никакой лжи и нет:

– Мне просто захотелось сменить обстановку, а на глаза попался журнал, где рекламировали этот лагерь. – Я пристально посмотрела на него. Самое главное – не отвернуться. И не дрожать. Если отведешь взгляд – пиши пропало. Я медленно запустила руки в карманы шорт. – Вот, собственно, и все.

Отец недоверчиво прищурился. Со стороны могло показаться, будто мы играем в гляделки. Лана молча устроилась на диване и осматривалась вокруг.

– Допустим, – сдался отец, – но почему ты меня не поставила в известность?

– А я звонила, – тут же ответила я. Чистая правда: я звонила перед отъездом, чтобы узнать, скоро ли он вернется, – но постоянно отвечал твой секретарь, а ему я докладывать ничего не должна.

– Нельзя было позвонить на сотовый?

– Не хотела тревожить, вдруг ты сильно занят, – и я, пожав плечами, покосилась на Лану.

Отец еще больше нахмурился, прошел от окна к буфету, взял одну из статуэток, выставленных там, следом – фото.

Я закусила губу. У меня точно вместо мозгов был грецкий орех! Подготовиться к встрече и не убрать фото Мадлен с самого видного места!

– Кто это? – Отец повернулся ко мне. Его взгляд изменился. Вместо надменно-холодного стал растерянно-горячим, что подтвердило мои догадки: они знакомы!

– Это Мадлен – менеджер лагеря. – Собравшись с мыслями, я решила извлечь из своей оплошности максимум выгоды.

– А что ее фото делает в твоем доме? – отец насупился.

– Это не совсем мой дом, вернее, он совсем не мой. Просто я у нее правая рука, заместитель, в общем. – Ох, ну и наврала! – И на время отъезда она попросила присмотреть за ее вещами, а у меня как раз с соседями нелады, ты же знаешь. Вот я и переехала сюда.

Он не уловил подвоха и будто вовсе меня не слышал: взгляд остекленел, отец словно полностью погрузился в воспоминания и вглядывался в прошлое.

– Хорошенький домик, – подала голос Лана.

На нее никто не обратил внимания. Отец отрешенно стоял, а я хрустела суставами пальцев, время от времени переступая с ноги на ногу.

– Когда она вернется? – Наконец па вернулся в реальность.

И я, как самая честная дочь, добила его:

– Не знаю, она готовится к свадьбе.

– К свадьбе? – Его голос не изменился, но во взгляде просквозила боль. Секунда – и к отцу вернулось прежнее стальное и непроницаемое выражение лица. Он аккуратно поставил фото на место, сел на диван и посмотрел на меня. Я праведно заморгала, тоже глядя ему в глаза. Молчание длилось минуты три.