— Эмили, — произнес Рамон, внезапно подошедший сзади, обнимая ее, и девушка, вздрогнув, пролила кофе и обожгла палец.

Мужчина забрал чашку у нее из рук и, вытерев ее салфеткой, вернул обратно. Эмили вытерла руку.

— Прости.

— За что? За то, что вздрогнула от моего прикосновения, или за то, что произошло вчера?

Эмили сжала в руке салфетку. Что сказать? Что она не привыкла к объятиям и гораздо спокойнее чувствует себя на расстоянии от людей? Не потому, что, по мнению бывшего, у нее ледяное сердце, а оттого, что в детстве никто и никогда ее не обнимал. А что касается вчера… это не было проявлением чувств — просто физическая близость, не что иное.

Вздохнув, девушка произнесла:

— Думаю, то, что произошло вчера, было ошибкой.

Увидев, как глаза Рамона удивленно расширились, она поспешила добавить:

— Я перебрала шампанского и потеряла голову. Лицо мужчины потемнело.

— Ты хочешь сказать, что я воспользовался твоим состоянием?

— Нет! Конечно нет, — испуганно отозвалась Эмили. — Но… я не могла судить здраво о том, что делаю. — Она принялась мять салфетку. — Я… не подумала.

— А сейчас ты все еще под действием шампанского?

— Нет.

— И можешь рассуждать здраво?

— Да, — заикнулась Эмили, не сводя глаз с его широких плеч и мускулистой груди.

Молниеносным движением Рамон потянул за пояс ее халата. Прежде чем она успела что-либо сделать, тот распахнулся, обнажая грудь. Издав тихий возглас, Эмили попыталась завязать пояс, но рука Рамона уже скользнула под мягкую ткань и обвила ее талию. Притянув девушку к себе, он запустил руку в ее буйные кудри и обхватил ладонью затылок. Чувствуя, как соски предательски сжимаются, Эмили произнесла:

— Рамон…

Но не успела договорить — его губы прижались к ее губам горячим и требовательным поцелуем. Даже слишком требовательным, подумала Эмили, размышляя, стоит ли ей вырваться — возможно, укусить Рамона? Но вместо этого она обхватила его за плечи и поцеловала в ответ. Он прижал ее к стеклу, и Эмили не сразу заметила, что его рука, обхватывавшая ее затылок, теперь раздвигает ей ноги. Пальцем Рамон нащупал ее жаркий влажный центр, и девушка вздохнула от удовольствия.

Подняв голову, он пристально посмотрел на нее и, облизнув палец, бессовестно улыбнулся:

— Непохоже на ошибку.

Эмили вспыхнула — наполовину от ярости, наполовину от желания. Как он смеет высмеивать ее так… эротично? Положив руки ему на грудь, она, оттолкнувшись, выскользнула из его объятий и запахнула халат.

— Пойду оденусь, — холодно ответила она, вскинув голову. — А потом я бы хотела отправиться домой.

Чувствуя, что горло сжала судорога, Эмили туго затянула пояс и стремительно пересекла комнату.

— Эмили! — позвал Рамон.

Поборов в себе желание проигнорировать его, девушка остановилась и повернулась. К ногам ее упал коричневый бумажный пакет.

— Одежда, — пояснил мужчина. — Чтобы ты не переживала о том, что все узнают, где ты провела ночь.

Он отвернулся к тележке с накрытым завтраком, а Эмили подняла пакет, закрыла на миг глаза и, чувствуя подступающие слезы, бросилась в ванную комнату.

* * *

Когда роскошный лимузин привез Эмили домой, на ее тихую улицу, у нее так раскалывалась голова, что казалось, каждый нерв перерезают острым лезвием. Рамон, сидевший рядом на заднем сиденье, молчал. Оба всю дорогу не проронили ни слова, будучи расстроенными и рассерженными друг на друга. Эмили подумала, что это лишний раз доказывает то, что она совершила чудовищную ошибку, поставив под угрозу свою карьеру ради кратковременного удовольствия.

Лимузин остановился. Рамон по-прежнему молчал, и Эмили, быстро и бесшумно собрав вещи, обратилась к нему:

— Ты останешься в Лондоне?

Он повернул голову и посмотрел на нее, и снова точно электрический разряд пробежал между ними. По-видимому, гнев лишь усиливал взаимное притяжение.

— Нет, я возвращаюсь в Нью-Йорк.

— Хорошо, — произнесла Эмили как можно более весело. — Думаю, будет лучше, если мы некоторое время проведем на расстоянии. Ведь дела можно обсуждать по телефону и в переписке.

Уголок его рта дернулся.

— Я приеду в наш клуб тогда, когда посчитаю нужным.

Эмили открыла было рот, чтобы съязвить что-нибудь в ответ, но не сумела вымолвить и слова.

— До свидания, Рамон, — произнесла она, чувствуя внезапную боль в груди, и выбралась из машины.

Он что-то ответил, но слова его заглушил громкий хлопок закрываемой двери.

Эмили открыла глаза: кто-то яростно колотил в дверь. Или, может, ей чудится и это стучит в голове, которая вот уже два дня раскалывается? Тут прозвенел звонок, и Эмили застонала. Сегодня рабочий день, и все соседи, должно быть, на службе, за исключением мистера Джонсона, пенсионера. Но он никогда не поднимался на третий этаж и не стучал ей в дверь. Скорее всего, он просто снова забыл закрыть подъезд, и тогда к ней, должно быть, наведался незнакомец. Девушка закрыла глаза и поуютнее устроилась на диване.

— Эмили! — послышался возглас.

Она замерла: о, она знает этот низкий голос.

— Эмили!

Девушка села на диване — по-видимому, слишком быстро, потому что желудок, казалось, совершил двойное сальто.

Это Рамон.

При мысли об этом Эмили ощутила волну жара, за которой последовал холодный ужас. Он знает. Нет, нет! Откуда бы ему знать? Она и сама поняла правду лишь вчера, хотя целых три недели, прежде чем сходить к врачу, догадывалась о том, что происходит.

Звонок прозвенел снова, на сей раз пронзительно и без умолку, точно с него минуту не снимали пальца, и Эмили, набросив на себя легкий плед, заставила себя встать. Открыв дверь, она подумала — но уже было слишком поздно, — что ужасно выглядит. Рамон же, напротив, выглядел безупречно в костюме-тройке, и это отнюдь не поднимало ей настроения. Лоб его был озабоченно нахмурен.

— Ты в порядке?

— Да.

— Я стучал целую вечность.

— Я спала.

Окинув взглядом серую футболку и черные спортивные штаны Эмили, Рамон посмотрел в ее бледное лицо без макияжа.

— Ты заболела?

— Да… то есть нет… — Эмили покачала головой. — Зачем ты приехал?

— Я был в клубе, и Марша сказала мне, что ты, должно быть, заболела — не отвечаешь на звонки.

Эмили растерянно взглянула на часы, и сердце ее подпрыгнуло. Не может быть, что уже почти три! Ведь утром, когда она решила принять обезболивающее и прилечь на полчаса, было всего десять. Она проспала почти пять часов, хотя это и неудивительно, ведь ночью ей не удалось сомкнуть глаз.