«29янв. Снова приходил Коля Калинкин. Боже мой, как он задурил мне голову! Я спросила его:

- Вы подали заявление в загс?

Нет, оказалось, что он успел только развестись. Зарегистрироваться с Катей он не может по той уважительной причине, что он вообще-то не Калинкин - это его девичья фамилия - а Косиновский. Женившись на Насте, он зачем-то решил взять ее фамилию. В данный момент его паспорт лежит в отделении милиции - он снова хочет официально стать Калинкиным. К сожалению, Коля задурил башку не только мне и себе, но и дежурной медсестре, выписывавшей ему больничный; на его работе (какие-то художественно-промышленные мастерские), где он числится Косиновским, бюллетень на имя некоего Калинкина принимать не желают. У нас же, в больнице, согласны внести нужное исправление - но только по предъявлении паспорта! Дурдом, да и только! Я, конечно, знаю, что художники - люди особенные и витают в облаках, но не настолько же! Мало Коле баб, он еще и в именах запутался!»

Я ничего не слышала о художнике Калинкине-Косиновском, но захотела услышать - и одним из первых моих поручений Эрику было узнать о его дальнейшей судьбе. Конечно, он ничего не смог бы рассказать мне о сестре - даже если бы он что-то знал, то все равно бы все перепугал - но мне стало просто интересно. В один из наших походов в театр красавец детектив прямо в фойе вручил мне конверт с вложенным в него листочком, и я прочла:

«Калинкин Николай Борисович, 1960 г.р., последнее место прописки: Москва, Скатертный пер., 3-4. В 1991 г. сменил фамилию на Фридланд (по жене) и уехал на постоянное место жительства в Аргентину».

- Как зовут его жену? - немедленно потребовала я ответа у Эрика, останавливаясь прямо посреди прохода и застопорив движение; размахивающие программками зрители пихали меня локтями, а какая-то дама злобно зашипела, так что я посторонилась.

- Меня кто-нибудь об этом спрашивал? - обиженно вопрошал меня детектив, полуобняв за талию и втаскивая в зал. - И эта информация обошлась бы тебе недешево, если бы ты обратилась к нам официально - минимум в сто пятьдесят баксов.

Сто пятьдесят долларов… С моей стороны было бы совсем уж наглостью добиваться, с кем рядом в конце концов оказался Калинкин-Косиновский-Фридланд и какими ветрами его занесло в Южную Америку - притом из чистого любопытства. На всякий случай я все-таки спросила:

- Значит, он женился в 1991-м?

- Это значит, что он поменял фамилию в 1991-м - а когда он вступил в брак с этой самой Фридланд, это уже совсем другой вопрос.

Так мне и не довелось узнать, с какой по счету женой художник, когда-то сбивший с толку и себя, и всех вокруг, уехал за границу - и не стал ли он там каким-нибудь Гарсией.

Да, ничего подобного в моей практике не встречалось. Зато в Алином дневнике я прочла и об историях, мне хорошо знакомых:

«1 февр. Сегодня утром, осторожно войдя в холл, я обнаружила там Милицу Ивановну с чистым носовым платочком в руках. Она была в полной боевой готовности: как только кто-нибудь из врачей появится после утренней пятиминутки, она тут же заплачет горючими слезами. На мое счастье, бабулька подслеповата и глуховата, и мне удалось проскользнуть незаметно. Фонтан вылился на Косолапова, который неосторожно с ней заговорил. Второй раз он этой ошибки - час бездарно потраченного времени - уже не совершит! Безутешная вдова уже изнасиловала по очереди всех сотрудников. Я, кажется, после печального опыта жизни с б.В. научилась отличать истеричек с первого взгляда.

Всем без исключения Милица рассказывает, какой замечательный был у нее муж, как он ее любил, и как он умирал у нее на руках - последняя часть особенно трогательна. Вчера приходила племянница и рассказала всю историю с точностью до наоборот: любящий супруг неоднократно пытался сбежать от Милицы, но это ему не удалось, а перед смертью, уже потеряв речь, он отказывался принимать пищу из ее рук и жестами пытался выгнать ее из комнаты. Я, собственно говоря, так и предполагала. Увы, потеряв мужа, бедняга потеряла и сцену, и зрителей - и пытается теперь отыграться на нас».

Меня поразили эти строчки - Аля, моя правильная чуть ли не до святости старшая сестра, оказывается, могла быть почти циничной! Правда, все психотерапевты знают, что картинное горе - это горе неглубокое, и наиболее громко, демонстративно и требовательно переживают утрату близкого те, кто не любил дорогого покойника при жизни. Они на самом деле страдают - им жутко жалко себя. Иногда они не могут успокоиться годами, играя на нервах родственников - особенно тогда, когда ощущают свою вину перед ушедшими из жизни. Матери, у которых покончили с собой сыновья, жены, допилившие мужей до ранней смерти - сколько их прошло через руки Али, сколько еще пройдет через мои… Увы, сотворить алтарь и молиться перед ним умершему кумиру - совсем не то же самое, что сделать его счастливым при жизни.

Собственно говоря, человеческая психика так устроена, что должна сама справляться с потрясениями и бедами. Когда есть с кем разделить свои переживания, когда страдающего человека окружают сочувствующие ему близкие - тогда он рано или поздно, а вернее, в точном соответствии с психологическими законами, выходит из депрессии. В стрессовом стационаре пациенты делились на несколько категорий, и самую главную и при этом малочисленную составляли те несчастные, на которых обрушилось больше того, что может вынести человек.

Родители, на глазах у которых ребенок попал под машину; одинокие матери, потерявшие единственных сыновей - когда-то в Афгане, а теперь в Чечне; начинающая танцовщица, победительница конкурса артистов балета, получившая незначительную травму и из-за халатности врачей лишившаяся ноги - помочь им пережить утрату и построить какую-то новую жизнь я считала самой тяжелой, неблагодарной, но необходимой частью своей работы, а Аля - своим святым долгом.

Постоянно в отделении обитали женщины на грани развода, вцепившиеся в мужей клещами и не желавшие отпускать их на свободу. Когда я принимала одну такую пациентку, то на вопрос: «Чем, как вы считаете, мы можем вам помочь?» она дала безапелляционный ответ: «Верните мне мужа». В дневнике Али я нашла такую запись на эту тему:

«27ма. (Очевидно, 27 марта 1985. -Л.Н.) Сегодня, пока мы все пили чай, шло обсуждение животрепещущего вопроса: кто лучше - та жена, которая во время семейной сцены вылила на мужа чайник кипятка, или та, которая написала на него бумажку в партком. Точку в дискуссии поставила психолог Света; решено было, что первый вариант предпочтительнее, потому что свидетельствует о горячих - даже чересчур горячих - чувствах. На самом деле у обеих женщин шансов на возвращение супруга - ноль целых ноль десятых. Но если простая русская баба Нюра, в приступе ревности ошпарившая мужа кипятком, после чего он провалялся три недели в больнице и, выписавшись, ушел жить к сопернице, еще может вызывать какое-то сочувствие, то Елена Борисовна, жена дипломата, возбуждает к себе исключительно неприязнь - и своим высокомерием, и лицемерием, и глупостью наконец. Одетая в модные заграничные тряпки, она и у нас выглядит так, как будто собралась на официальный прием - конечно, когда не рыдает в голос. Она жила себе припеваючи, не зная забот и теша свое тело и душу любовными усладами - не с мужем, разумеется, а с молодым любовником-до тех пор, пока супруг не попросил у нее развода.