- Почему ты считаешь, что я буду рыть землю до упора?

- Ну… Такое уж у тебя выражение лица. Ты всегда добивалась того, что хотела - даже в детстве. А хотела ты, как ни странно, всегда одного - знать. Ты, наверное, не помнишь, а я вот запомнил хорошо - однажды на даче я собирал примитивный радиоприемник, а ты, тогда десятилетняя пигалица, потребовала от меня, чтобы я объяснил тебе, как он работает. Я задрал нос и сказал, что девчонки в таких вещах не разбираются; тем не менее ты заставила меня разложить все по полочкам и объяснить значение каждой детали - так что даже я сам в конце концов понял принцип его действия.

- Я это помню: ты так снисходительно со мной разговаривал, а я указала тебе, что ты держишь схему кверху ногами! - и мы оба расхохотались.

- Ты знаешь, - продолжал Вахтанг, - в последнее время у тебя в лице снова появилось что-то такое… охотничье, что ли. Как у охотничьей собаки, которую после долгой городской жизни наконец вывезли в лес, и она взяла след.

Как будто ты проснулась от долгой спячки, снова почувствовала вкус к жизни и отправилась на охоту… или, если тебе угодно, на поиски истины - так звучит лучше. Глаза горят, ноздри раздуваются…

- Ты описываешь меня так, как будто я действительно собака-ищейка.

- А разве это оскорбление? Ты всегда должна быть в таком состоянии - иначе тебе становится скучно жить. Поэтому я и был уверен, что долго с Виктором ты не протянешь - с ним тебе не к чему было стремиться, а ему, наоборот, необходима стабильность - нашим бизнесменам, которые все время балансируют на краю, обязательно в жизни нужно что-то надежное.

Знаешь, между тобой и твоей старшей сестрой - огромная разница. Аля довольно часто предпочитала не знать, а закрывать глаза и верить. Она слишком полагалась на свою интуицию.

- Я тоже полагаюсь на свою интуицию - поэтому и хочу заняться Алиной смертью. Моя интуиция мне подсказывает, что здесь дело нечисто, и ее до этого довели.

- Лида, когда мы проходили практику по патопсихологии, мне довелось в одной клинике тестировать женщин с подозрением на рак. Меня поразили тогда две соседки по палате. Одна была готова молиться любому Богу, хоть мусульманскому, хоть еврейскому, чтобы миновала ее чаша сия; она не пила никаких лекарств и день и ночь занималась медитацией, внушая себе, что это избавит ее от любых болячек, даже самых тяжелых. Она обращалась ко всем возможным бабкам и вся была увешана амулетами. Само слово «рак» было для нее табу, она боялась его, как огня. А ее коллега по несчастью, наоборот, обложилась медицинскими справочниками и энциклопедиями; она определила для себя все возможные варианты своего диагноза - и как лечиться в каждом конкретном случае; она, не дожидаясь вердикта врачей, уже разослала своих ближних на поиски дорогих заграничных препаратов. Она тоже собиралась выздороветь - но только строго по науке. Вот такая же разница, как между этими двумя несчастными, и между Алей и тобой.

- Я думаю, что если диагноз подтвердился, их обеих уже нет в живых.

- Тем не менее Али нет в живых, а ты цветешь и пахнешь… Но ты, Лида, можешь показаться чересчур любознательной; ты не боишься, что твои поиски кому-то могут не понравиться?

- Что ты имеешь в виду?

- То, что это может быть опасно.

- Господь с тобой! - до этого момента я и не задумывалась над тем, что своими действиями могу навлечь на себя какие-нибудь реальные неприятности; мне следовало бы помнить, что от самоубийства до убийства один шаг - Вахтанг это сознавал очень хорошо и напомнил мне об этом. Но в 1986 году убивали значительно реже, чем в нашем 1996-м, когда и дня не проходит без громкого убийства. - Хорошо, я буду осторожна, - произнесла я, чтобы только его успокоить.

- В таком случае давай тогда поговорим о том, чем конкретно ты хочешь заняться.

- Я не знаю, с чего начать. То ли с того, что поднять истории болезни ее пациентов - может, они мне что-нибудь подскажут? То ли сперва расспросить тех коллег, которые знали ее по работе - но о чем конкретно? То ли составить список тех, с кем она вообще могла общаться в Москве, и попробовать найти этих людей… В любом случае, надо найти продолжение ее дневника - но где его искать? Может, у бабки Вари были и другие тайники…

- Все понятно, Лида, ты намерена взяться за Алину историю со всех сторон и сейчас вырабатываешь стратегию. Иного от тебя я и не ждал. Как жаль, что меня в ближайшие два года не будет в стране! Но тебя я не брошу - мама учила меня заботиться о маленьких. Я оставлю вместо себя заместителя - по детективной части, я имею в виду. Я сознаю, что я - единственный и неповторимый, и меня тебе никто не заменит!

И мой неподражаемый двоюродный брат сдержал свое слово. Через неделю состоялась его отвальная по случаю отъезда в Штаты; я, по своей привычке, слегка опоздала - гостьи, которые приходят слишком рано, обычно вербуются помогать на кухне, а я не люблю там вертеться в нарядном платье.

Громко играла музыка; Вахтанг, не дожидаясь, пока я приведу себя в порядок, потащил меня в гостиную:

- Познакомьтесь, кто не знает: это моя двоюродная сестричка Лидия, - и тут же он подвел ко мне высокого молодого человека:

- А это Эрик, брат моего одноклассника и лучшего друга Артура, которого ты много раз здесь встречала. Эрик, между прочим, частный детектив.

Я остолбенела, замерла от удивления, просто обалдела. Наверное, я в жизни не встречала мужчину красивее Эрика. К его высокому росту и стройной фигуре надо добавить поразительно четко вылепленные и идеально соразмерные черты лица - но в нем не было ничего женственного, как у Антиноя.

Не было в нем и каменной неподвижности статуи - нет, он улыбался мне привычной улыбкой покорителя сердец, причем в этой улыбке участвовали и необыкновенно изящно очерченные губы, и огромные черные глаза - и волосы у него тоже были черные, выдавая его кавказское происхождение (армянское; я вспомнила фамилию Артура - Хачатрян); впрочем, кроме цвета волос и глаз, ничего восточного в нем не чувствовалось. Ему было года двадцать три - двадцать четыре, и короткая стрижка «ежиком» его не портила, а, наоборот, подчеркивала правильную форму головы. На его фоне мой любимый двоюродный брат с его отпущенными почти до плеч в духе ранних битлов волосами, черными тонкими усиками под прямым гордым носом и манерами всеобщего любимца как-то сразу потускнел - а ведь и я, и почти все знаковые мне женщины считали его красивым.

Но не красота поразила меня в Эрике, нет. Не могу сказать, чтобы с эстетической точки зрения я им не восхищалась - как восхищалась бы прекрасным творением великого художника.

Меня поразило то, каким образом необыкновенная и такая броская внешность может сочетаться с его пока еще довольно экзотической у нас профессией. Увидев один раз, забыть его уже было невозможно! И не заметить его тоже было нельзя - при его росте он никак не мог затеряться в толпе.

Об этом я его и спросила, когда он, галантно пододвинув мне стул, уселся рядом.