Он открыл глаза, посмотрел на меня рассержено.

– Ты понимаешь, что сделала? Осознаёшь, что теперь от меня тебе никуда не деться? – шёпотом, очень тихо.

– Да. Осознаю. Всё осознаю. И принимаю. Мы вместе. В любви и боли вместе, Рус. И если ты решишь, что пришло время нам убить друг друга, мы сделаем это. А до того… Я предлагаю тебе забыть всё. Вычеркнуть, вырвать эту страницу. Прости меня. Прости за предательство. Я любила тебя тогда и люблю сейчас. И всегда буду любить. Даже если ты сейчас сделаешь вот так, – лёгкие горели и плавилось сердце, а руки тряслись, как в лихорадке. – Вот так, – снова сняла пистолет с предохранителя и вложив его в руку Рустама, направила на себя. Прямо в сердце, что трепыхалось и кричало, билось в истерике и безумной боли. – Убей меня, Рус. Убей, если больше не веришь и не можешь любить, как любил раньше. – Об одном прошу… Позаботься о Ксюше. Она не виновата… Мы просто больны. Эта любовь нас отравила. Убей, – одними губами, только вибрация по телу. И каждая клеточка кричит, молит…

Он сжал челюсти и нажав на обойму, выпустил её на пол. Схватил меня за волосы и с диким, нечеловеческим хрипом прижал к себе. Я слышала, как что-то хрустнуло, но боли не почувствовала. Лишь слёзы хлынули из глаз и обожгли кожу.

– Никогда не смогу. Лучше заживо сгореть. Лучше глотку себе разодрать. Никогда не смогу.»

Пока болтали с Ксюхой и Рустам рассказывал ей о том, какой классный новый дом он для них выбрал, Аня шла рядом молча, иногда вставляла фразу, которая явно не подходила по смыслу разговора.

Таир пару раз спросил её о каких-то мелочах, чтобы убедиться, что она где-то далеко и оказался прав. Это напрягало. Не то чтобы очень, но достаточно для внутренней паники. Опять секреты, опять задумчивые взгляды и ложь? Нет. Только не это. Он не выдержит этого ещё раз. Он, блядь, армагеддон устроит. В самом прямом смысле этого гребаного слова.

Охрана не докладывала ни о каких встречах или чужих людях. Да и мент, сраный ублюдок, уже давно чалится на зоне. И не вернётся никогда. Иначе, Рус больше не пощадит. Ещё тогда он, по идее, должен был шлёпнуть эту поганую мразь, но решил не марать руки кровью такой гниды. Таир не трус и не сука, чтобы убивать слабое чмо, недостойное даже пули.

Как выяснилось, горе-мститель, мать его трижды, действительно лохонулся. Он искал нерусского парня по имени Рустам и нашёл. Только не того. Когда-то в группировке, созданной Рустамом Таировым действительно был ещё один парень по имени Руслан. Такой же смуглый, такого же роста и телосложения. С одной лишь разницей, не считая имени. Последний не брезговал любыми методами добычи денег. После того, как он со своей шайкой из пяти человек ограбил усталую старушку, бредущую с вахты домой, Таир вышвырнул беспредельшика из банды. Вышвырнул и, собственно, в тот же день забыл. А теперь, получается, чужая слава его настигла.

Рус отыскал Руслана Мамаева в одной из тюрем на Севере. Отыскал и отправил общего друга туда же. Ирония? Да.

Бывший капитан Кирьянов, кстати, оказался той ещё сволочью. Помимо Ани, у него таких жертв было около десяти человек. Кого-то из них он шантажировал, кого-то подкупал на деньги, которые отжимал у других в виде взяток. Хорошо, пидор, устроился. Но как известно, фраера жадность загубила. В данном случае, помог ещё и Таир, приложив все усилия, чтобы Кирьянову впаяли двадцатку строгача и «по ошибке» отправили не в ментовскую зону.

Этого и так слишком мало за всё, что им с Аней пришлось пережить.

Кто-то назвал бы это проверкой? Но Рустам так не считал. Слишком много дерьма, слишком много боли им пришлось пережить. Он до сих пор сходил с ума, вспоминая, что творил с ней и с собой. А главное, что делал с Ксюхой, той, что доверяла ему, как родному отцу.

И теперь вот опять. Он видел, чувствовал, что Аня что-то скрывает.

– Ну, а вы как тут без меня? – остановившись у палатки, достал бумажник. – Дайте нам самое вкусное мороженое, – обратился к улыбчивой продавщице и та, заметив крупную купюру, достала три огромных рожка.

– Спасибо! – Ксюха тут же схватила свою порцию и принялась ловко отдирать этикетку. – А у нас Аня ждёт… – договорить мелкой не дала сама Аня, закрыв ей рот ладонью.

– Не понял, – проследив за этим действом, нахмурился.

– Да ничего особенного. Дома поговорим, – улыбнулась слишком широко и неискренне.

Блядь! Что опять-то?!

– Да, обязательно поговорим, – пригвоздив её строгим взглядом, убрал руку Ани от Ксюхиного рта. – Так что там Аня ждёт?

– Не «что», а «кого» правильно говорить. Аня ждёт ребёнка! Я буду тётей, а ты дядей!

– Не дядей, Ксюш. Рус будет папой, – Аня нервно затеребила край своего сарафана, закрыла глаза. – Блин, Ксюха, язык у тебя, как помело. Эх… Сама хотела. Не так резко. Ну ладно. Узнал. Что скажешь теперь? – робко посмотрела на него синими глазами.

А что он скажет? «Охуеть»? Как-то не для этого случая вроде… «Я рад»? Это не выразит того, что он сейчас чувствует.

И земля из-под ног уходит, и дышать нечем стало. Как девка какая-то раскис.

– Рус? – она, по ходу, тоже нервничает, но всё ещё улыбается. С надеждой такой… Вот дурочка. Испугалась, что он откажется от своего ребёнка? С ума сошла? Да он не позволял себе представлять это даже в самых смелых фантазиях!

– Я не знаю, что сказать, Ань… Спасибо, девочка, – притянув её к себе, накрыл своими губами её подрагивающие, а рядом послышалось фырканье.

– Ффу-у! Какие вы гадкие!

Аня засмеялась, обвивая тонкими руками его шею и уткнулась в грудь Рустама.

– Я так переживала… Как дура, честное слово. Таких глупостей успела надумать. А ты приехал раньше, чем обещал, – подняла голову вверх, глядя на него с улыбкой. – Я так рада, Рус…

А у него слов не было. Вообще. Только эйфория по телу и блаженная ухмылка, как у придурка. Никакое бухло, никакая дурь не сравнится с этим чувством. С чувством абсолютного счастья.

*****

На город опустилась ночь и я залюбовалась яркими огоньками на деревьях. Гирлянды – ещё одна блажь Ксюхи. Она с раннего детства обожает всякие огоньки и фонарики, из-за чего мне всё время приходилось вытаскивать её пальцы из светильников и мигающих розеток. А после нашего с Рустамом воссоединения, он буквально ударился в служение мелкой хитрюге. В принципе, мы оба чувствовали свою вину перед ней и вместе пытались её загладить.

Он приблизился сзади, крепко обнял меня.

– Прикинь, заставила меня пообещать, что завтра поедем на море.

– Рус, ну я же просила. Она верёвки из тебя вьёт, а ты ведёшься.

– Ведусь, – вздохнул, согревая своим дыханием мою шею. – И ты будешь вить, поведусь. У вас это семейное. Мужиков под себя подминать.

– Не правда, – запрокинув голову, улеглась ему на плечо. – Вот совсем неправда.