Зел взял в руки свиток и осторожно развернул его, так и есть, часть книги испорчена книжным червём. Мужчина отложил папирус в сторону и открыл следующий футляр, этот свиток тоже был повреждён. За месяц работы он перебрал почти все свитки в господской библиотеке, если новые пергаменты находились в хорошем состоянии, то папирусы в большинстве своём были порченные. Некоторые из них ещё можно было спасти, пропитав кедровым маслом, но многие придётся переписывать заново. Зел вздрогнул и затаился прислушиваясь, ему показалось, что хлопнула входная дверь. Но шагов не последовало, он успокоился, она не должна сегодня прийти. В посёлке сказали, что теперь Елена неотлучно находится при госпоже, заменяя рыжеволосую рабыню. Зел вернулся к своей работе, оценил взглядом груду папирусов прикидывая сколько масла понадобится для их пропитки, наверное, уйдёт не меньше хеника*. Нацарапал в табличке – хеник кедрового масла, теперь нужно пересчитать свитки, у которых утеряны бирки. Зел задумался, господин Идоменей не дал никаких указаний из какого материала делать бирки: керамические или можно из кусочков кожи нарезать. Огонёк в лампадке замерцал, показывая, что масло на исходе, Зел подлил масла. Один из свитков, совсем ветхий, привлёк его внимание он заглянул в него и пробежался глазами по строчкам:

Ты влечёшь сердца к преступному

И к неправедному – праведных.

Вносишь в мирную семью

Ты губительную ненависть;

И единый взор, сияющий

Меж опущенных ресниц

Юной девы, полный негою,

Торжествует над законами

Вековечными богов, —

Потому что всё живущее,

Афродита, вечно юная,

Побеждаешь ты, смеясь!

Но страдают и безумствуют

Побеждённые тобой.*

Холодок пробежал по спине мужчины и он, выронив свиток из рук простонал: «О, боги! Как верно сказано!». Испуганным взглядом он оглядел комнату, словно впервые увидел её, тишина, царящая в ней, показалась ему зловещей. Он пожалел, что заправил лампадку маслом, кажется он не сможет сегодня продолжить работу. Со светильником в руке Зел добрался до входной двери и загасив фитиль поставил лампадку у порога. С опаской выглянул наружу: на улицы было ещё светло, но Гелиос* на своей колеснице уже приближался к краю небосвода. Двухэтажное здание гинекея с закрытыми наглухо окнами нависло над террасою отбрасывая на её плитки чёрную тень.

«Ты влечёшь сердца к преступному…», – шептали губы мужчины, – «…страдают и безумствуют побеждённые тобой … страдают и безумствуют». Зел чуть ли не бегом кинулся к лестнице, что уводила его с террасы, словно спасался бегством от той, которая одновременно влекла и пугала его. Неспроста эти строки попались ему на глаза, это было предупреждение – не терять бдительность и держаться от Елены подальше, иначе уведёт его красавица на муки и гибель.

____________________________________________________________________________________________________

Метида – умная, разумная.

Локоть – мера длины, примерно 46 см.

Гидра – мифологическая стоглавая водяная змея убитая Гераклом.

Хеник – единица ёмкости равная примерно 1,08 литра.

Отрывок из трагедии Софокла "Антигона".

Гелиос – солнечное божество в древнегреческой мифологии

Оказывается, зима довольно приятное время года, если у тебя есть дом с жарким очагом, тёплая постель и вдоволь еды. Тогда не страшны ни снежные метели, ни пробирающие до костей влажные ветры, дующие с моря, ни колючие пыльные суховеи, налетающие из степи. Лёгкий морозец бодрит, румянит щёки, а не вытягивает из истощённого, продрогшего тела последнее тепло. Не нужно беспокоиться, как дожить до следующего праздника, на котором можно бесплатно насытить вечно тоскующую по еде утробу. Так думала Майя вышагивая по мощённой улочке, что вела к агоре. Сегодня был двадцать девятый день их жизни в доме господина Идоменея. Как и предупреждала Эгла, ей пришлось принять на себя обязанности служанки, но они совершенно не тяготили Майю. Первые дни она побаивалась, что хозяину дома не понравится её стряпня, но оказалось, что господин Идоменей совсем не привередлив в еде. Более того, почти каждое утро, после лёгкого завтрака он уходил из дома и возвращался только с наступлением темноты. Обедал и ужинал мужчина у своих друзей, поэтому главной заботой Майи было поддержание в доме чистоты и порядка. Немного сложнее стало, когда расхворался Гектор, девушке пришлось топить печи, следить за наличием в доме дров, съестных припасов, лампадного масла и воды. Ещё нужно было вести расчёты с поставщиками, следить, чтобы прачка возвращала бельё и вещи согласно описи, а трубочист не забывал заглядывать в дымоходы их печей. Но все эти хлопоты были Майе в радость, и иногда она представляла себя настоящей хозяйкой этого дома, хранящей огонь в очаге для своего мужа и господина. Она не смела мечтать об Идоменее, но ей хотелось, чтобы вымышленный муж, чем-то походил на него.

Каблучки её сапожек звонко стучали по мостовой. Ярко светило солнце, в воздухе летала искрящаяся снежная пыль. Майя то и дело сбавляла шаг, сердясь на себя, что никак не может научиться ходить неторопливо, с достоинством, как подобает служанке из богатого дома. Майя остановилась и распрямила плечи, теперь ей не нужно сутулиться, чтобы сохранить остатки тепла под убогим тряпьём. Теперь у неё есть тёплое шерстяное платье, меховая накидка и пушистый платок укрывающий голову и плечи. В одной из рукавиц она несла несколько серебряных монет. Майя зашла в лавку, где торговали благовониями, душистыми травами, специями с Востока и ароматизированным лампадным маслом. В носу защекотало от насыщенного, острого запаха, которым был пропитан воздух помещения. Она вытащила из рукавички монетку, чтобы расплатиться за поставленные в дом господина Идоменея благовония и масло, а затем поспешила на свежий воздух. Следующей была лавка мясника, там девушка сделала заказ продуктов на несколько дней, в рукавичке осталась одна монетка. Она вышла на агору и теперь медленно шла вдоль торговых рядов. Продавцы, завидев хорошо одетую молодую женщину принялись наперебой расхваливать свой товар. «А когда-то гнали и обзывали побирушкой!» – усмехнулась Майя про себя. Так ничего и не купив, девушка миновала главную площадь города и направилась вниз, к морю. Она замедлила шаг возле узкой дорожки, которая ответвлялась от главной улицы и вела в квартал городской бедноты. «Сколько раз ей приходилось бегать по этой тропинке!» Если пойти по ней, то можно здорово сократить путь к городской гавани. «Ну, нет!» – Майя вскинула голову, – «Пусть дорога займёт больше времени, но к пристани она спустится по удобной и широкой улице».

Зимнее море было пустым. Лембы, келеты, керкуры*, триеры* переправлены под навесы и в эллинги на ремонт. Мелкие суда зимовали прямо на берегу, перевёрнутые вверх дном и припорошённые снегом они были похожи на огромные валуны. Через месяц, сразу после Анфестерий*, в порту закипит работа, застучат топоры, завизжат пилы, запылают костры, над которыми в железных котлах забулькает, закипит сосновая смола, чёрный едкий дым окутает окрестности. За годы, проведённые в Ольвии, Майя хорошо узнала жизнь этой части города, на припортовых улицах селилась в основном матросы, рыбаки, мелкий ремесленный люд и нищие. Злачные места города тоже были сосредоточены здесь. Занятая своими мыслями девушка едва не столкнулась с двумя портовыми девицами, которых по всей видимости хозяин диктериона* выгнал на улицу искать клиентов. Плохо одетые, с испитыми лицами женщины, со злобой уставились на Майю, заподозрив в ней конкурентку. Девушка поспешно ретировалась, она побежала в сторону верфей и замедлила шаг лишь тогда, когда увидела скелет корабля, днище которого было частично обшито досками. Ощутив себя в безопасности, Майя остановилась, чтобы перевести дух. Оглянулась, женщин не было видно. «А ведь мы с Эглой были всего в одном шаге от такой жизни». Майя затянула покрепче узел платка и поправила выбившуюся прядь.