В компании, собравшейся на вилле, он кажется временнымгостем, словно оторвавшаяся звезда на краю Галактики. Для него это похоже наотпуск после войны, грязи, рек и мостов. Он заходит в дом, если только егоприглашают, чувствуя себя здесь случайным гостем, как в ту ночь, когда, услышавнеуверенные звуки рояля, он прошел по аллее под кипарисами и проник вбиблиотеку.

В ту ночь, когда была страшная гроза, он зашел на виллу неиз любопытства, чтобы посмотреть, кто играет, а потому что прекраснопредставлял, какая опасность грозит пианисту. При отступлении немцы начиняливсе вокруг взрывчаткой, и музыкальные инструменты были излюбленным местом, гдеставились так называемые карандашные мины. Возвратившись домой, ничего неподозревающая хозяйка открывала пианино, и ей отрывало кисти рук. Или пыталисьзаводить дедушкины высокие напольные часы – и неожиданная вспышка с грохотомразворачивала полстены и убивала всех, кто стоял рядом.

Поэтому, услышав звуки музыки, они с Харди бросились вверхпо холму, перелезли через каменную стену и появились на вилле. Пока непрекратилась музыка, это означало, что пианист не наклонился вперед и невыдернул тонкую металлическую струнку, приводя в действие метроном. Как правило,именно там и устанавливали карандашные мины – самое легкое место, где можновертикально припаять тонкий проводок, несущий смерть. А вообще ловушки можнобыло встретить повсюду: в водоразборных кранах, в корешках книг, впросверленных в стволах деревьев отверстиях, так что, если яблоко падало нанижнюю ветку или вы хватались за нее рукой, дерево взрывалось. Он уже не могспокойно смотреть на комнату или поле, но автоматически искал и оценивалвозможности спрятать там мины.

Он постоял немного у двустворчатой двери, прислонившисьголовой к косяку, потом проскользнул в темноту комнаты и оставался незамеченным, время от времени освещаемый молниями. Он охватил комнату взглядом,словно лучом радара, а затем увидел девушку, которая стояла у рояля, как бы ожидаяего, и играла, сосредоточенно глядя на клавиши. Метроном уже тикал, невиннопомахивая стрелкой вперед-назад. Значит, не было тонкого проводка, не былоопасности. И он стоял там, в промокшей форме, а девушка сначала и не заметилаих вторжения.

* * *

Над его палаткой висит антенна от детекторного приемника,переброшенная через ветки деревьев. Ночью, взяв полевой бинокль Караваджо, онавидит в палатке сапера светящийся в темноте диск шкалы настройки, иногдазаслоняемый тенью человека. Днем он постоянно носит приспособление из одногонаушника на голове, а другого – под подбородком, так что не теряет связь смиром и держится в курсе всех важных событий. Иногда он заходит в дом исообщает новость, которую считает достойной их внимания. Например, от него ониузнали, что Гленн Миллер погиб в авиакатастрофе где-то между Англией иФранцией[30].

Чаще она видит его на расстоянии, в заброшенном саду,который он очищает от мин, когда он медленно идет по нему или приседает, чтобыраспутать клубок проводов, который кто-то оставил, словно ужасное письмо.

Он постоянно моет руки. Сначала Караваджо думает, что саперслишком привередлив.

– А как же ты терпел во время войны? – смеетсяКараваджо.

– Я вырос в Индии, дяденька. Моя родина – Пенджаб. Таммоют руки все время. Перед едой. Это традиция.

– А я родом из Северной Америки, – задумчиво говоритона.

* * *

Он спит то в палатке, то в саду. Она видит, что он снялнаушники и положил их на колени.

Тогда Хана опускает бинокль и отходит от окна.

* * *

Они были под громадным сводом Сикстинской капеллы. Сержантзажег осветительный патрон, а сапер лежал на полу и смотрел через автоматныйприцел вверх на бледные, коричнево-желтые лица святых на фресках, словно хотелотыскать своего брата в толпе. Тусклый свет падал на раскрашенные одежды святыхи тела, которые за сотни лет потемнели от копоти масляных плошек и свечей, асейчас их убивает этот желтый дым от осветительного патрона. Солдаты знали: онидолжны быть благодарны за то, что им предоставили возможность войти сюда, в этосвятилище. Но еще они знали, что заслужили такое право. Преодолев береговыеплацдармы и тысячу перестрелок в малых сражениях, бомбежку в Монте-Кассино, этисемнадцать солдат пришли сюда, в молчаливое благолепие залов, расписанныхкистью Рафаэля[31]. Их высадили в Сицилии, и они с боями прошли на север, вверхпо итальянскому сапогу, чтобы оказаться здесь, где им был предложен этот темныйзал в качестве награды.

И тогда один из них спросил: «Черт, может, прибавим света,сержант Шанд?» И сержант зажег осветительный патрон, поднял его над головой идержал этот водопад льющегося желтого света, пока он не иссяк. Остальныестояли, высоко подняв головы, рассматривая лица и фигуры на фресках,выплывающие на свет. А молодой сапер лежал на спине, через прицел глазами почтикасался бороды Ноя, и бороды Авраама, и разных демонов, пока не дошел довеликого лица, с пронзающим, словно копье, взглядом, мудрого и не прощающего.

Он слышал крики у входа и звук торопливых шагов.Осветительный патрон будет гореть еще тридцать секунд. Он повернулся и передалавтомат священнику.

– Вон там. Кто это? Быстрее, патрон уже догорает.

Священник осторожно принял из его рук оружие, словноребенка, и направил его к сводам, но патрон погас.

Он вернул автомат сикху.

– Знаете, здесь, в Сикстинской капелле, надо быть оченьосторожным с огнем, иначе я бы не пришел сюда. И я должен поблагодаритьсержанта Шанда, он героически справился с этим. Думаю, дым не причинит фрескамособого вреда.

– Вы видели то лицо? Кто это?

– О, да, это великое лицо.

– Значит, вы видели его?

– Да, это Исайя.

Когда Восьмая армия дошла до Габичче на восточном побережье,сапер был начальником ночного патруля. Во вторую ночь дежурства он получил порации сигнал: в воде замечено какое-то движение. Они сделали предупредительныйвыстрел. Вода взорвалась тысячами брызг. Они никого не уничтожили, но привспышке выстрела он заметил темные очертания движущегося предмета. Он поднялавтомат и держал этот предмет на мушке целую минуту, решив пока не стрелять ипроверить, будет ли еще движение поблизости. Немцы все еще удерживались насевере, в Римини, на краю города. В прицеле он увидел темную фигуру, словновыходящую из моря. Над головой у нее вдруг засветился нимб. Это была ДеваМария.