– Извини. – Он улыбнулся. – Еда прекрасная. Спасибо, что приготовила ужин.

– Мне было приятно. – Она отпила чуть‑чуть вина и поставила бокал на стол. – Ты о чем‑то беспокоишься?

Он повел широким плечом:

– Обычные вещи: работа, проблемы с персоналом, продажа Ротвелл‑Парка.

– Свадьба Дельфины Рейнберд?

Лукас резко выдохнул:

– Нет. Мы с тобой заключили сделку, и я ее выполню. Но не жди, что я появлюсь на свадьбе. Я был на стольких свадьбах, что мне хватит их на всю жизнь. – Он осушил бокал и поставил его обратно на стол с глухим стуком.

– Я люблю все, что связано со свадьбами, – сказала Руби, не желая смущаться из‑за его хмурого взгляда. – Приятно быть свидетелем того, как два человека берут на себя обязательства друг перед другом. Это так эмоционально и романтично. Конечно, я обычно занята кейтерингом и не вижу столько, сколько видят Харпер и Аэрин, но я с удовольствием смотрю видео позже.

– Почти половина всех браков заканчивается разводом.

– Я знаю, но большинство начинается с благими целями. Немногие пары стоят у алтаря, думая о том, что разведутся. Любовь не всегда умирает. Гордость заставляет людей сдаться вместо того, чтобы попытаться восстановить отношения.

Он цинично усмехнулся:

– Ты неисправимый романтик.

– Я хочу того, чего хочет большинство людей. Я хочу того, чего никогда не было ни у моей матери, ни даже у бабушки, если уж на то пошло. Я хочу любви, которая исцеляет, а не ранит, созидает, а не разрушает.

– Желаю удачи!

Руби отодвинула стул и начала убирать со стола.

– Однажды ты встретишь человека, который опровергнет все твои представления об отношениях. Ты искушаешь судьбу, говоря, что не веришь в любовь.

Он презрительно хихикнул:

– И мое сердце будет разбито.

– И это пугает тебя больше всего?

Наступило долгое неловкое молчание. Как пауза в неправильном месте в музыкальном произведении.

Лукас медленно поднялся из‑за стола, выражение его лица стало непроницаемым.

– Надеюсь, ты не совершишь ошибку, путая страсть с чем‑то другим.

Руби начала с шумом складывать все грязные тарелки.

– Пусть у меня нет такого опыта, как у тебя, но я не такая уж дура.

Или она все‑таки дура? У них интрижка, короткий роман, но ей вряд ли удастся не влюбиться в него. Лукас был ее полной противоположностью – замкнутый циник, вокруг сердца которого неприступная крепость. Руби казалась себе глупой бабочкой‑оптимисткой, а он был ярким светом, к которому она не могла не лететь, даже зная, что погибнет.

– Руби… – Лукас тяжело вздохнул. – Я не хочу, чтобы ты пострадала. Тебя и так часто обижали.

– Я могу о себе позаботиться. – Руби поставила тарелки на поднос, повернулась к Лукасу и прибавила: – Я делаю это почти всю свою жизнь.

Он коснулся рукой ее запястья:

– Я знаю. – Его тон вдруг стал нежным и успокаивающим. Лукас погладил ее по лицу, и ее пронзило новое желание, похожее на ревущее пламя.

– Ты смелая, сильная и выносливая, – произнес он. – Столько людей сдалось бы при первом же препятствии, но ты упорно и честно боролась, чтобы получить то, чего хочешь от жизни. Я восхищаюсь тобой.

Руби прильнула к его теплой руке, и он обнял ее. Она положила голову ему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца. Он гладил ее рукой по затылку медленно и ритмично, и по ее спине пробежала дрожь.

– В детстве меня спасала только надежда. Я так отчаянно цеплялась за нее. Она была нужна мне как спасательный круг. Каждый день я просыпалась и молилась о том, чтобы новый день стал другим. Чтобы моя мама стала мне хорошей матерью. Мое желание не сбылось, но моя бабушка сделала все возможное, чтобы восполнить это. – Руби взглянула на Лукаса: – Думаю, мое кредо – надежда, а твое – цинизм.

Задумавшись, Лукас поцеловал ее в лоб:

– Я не всегда был таким циником. Помню, в детстве я был очень оптимистичным. Но меня утомили непростые отношения моих родителей и невыполненные обещания, которые они давали мне и друг другу. В конце концов, стало проще ни на что не надеяться. – Он судорожно вздохнул. – Я пытаюсь надеяться, что мое зрение вернется, но это трудно.

Руби могла только представить, каким трудным было его детство и как эти эмоциональные раны до сих пор влияют на него.

– О, Лукас. – Она нежно погладила рукой его худой подбородок. – Я так завидовала тебе, когда ты рос в Ротвелл‑Парке. У тебя было все: замок, огромная территория, деньги, статус и двое любящих родителей.

– Они не умели безоговорочно любить ребенка, – сказал Лукас. – Они занимались только собой, особенно мой отец. Я казался им слишком серьезным. Наверное, они полагали, что я буду таким же общительным, как и они.

Руби была шокирована, но радовалась, что Лукас с ней разоткровенничался. Такого прежде не бывало. Возможно, он решил не отгораживаться от нее.

– Теперь я понимаю, что замечала только хорошее, – сказала она. – Твоя жизнь была лучше моей, поэтому мне было труднее видеть проблемы, с которыми ты так долго сталкивался. А теперь ты потерял зрение и волнуешься, что оно не вернется. Хотела бы я чем‑нибудь помочь тебе пережить это трудное время.

Он усмехнулся:

– Ты помогаешь. Больше, чем догадываешься.

Руби поправила воротник своей блузки.

– Ты не жалеешь, что привез меня сюда?

Он прижал ее к себе и положил подбородок ей на макушку:

– Нет. А ты сожалеешь, что приехала?

Она отстранилась от Лукаса и посмотрела на него:

– Ты шутишь, да? Остров уединенный, великолепный и роскошный. Я никогда не видела ничего подобного.

Помолчав, он спросил:

– Ты не жалеешь о нас?

– Разве я могу сожалеть о лучшем сексе в моей жизни?

Он коснулся широкой рукой ее левой щеки:

– Я могу предложить тебе только неделю.

– Я знаю.

Зачем он постоянно напоминает ей об этом? Она знает условия. Она их приняла. О желании большего не может быть и речи. Она достаточно хорошо знает Лукаса и понимает, что он не передумает, хотя в ее душе теплится огонек надежды.

Он провел большим пальцем по ее щеке:

– Наши отношения уже не будут прежними. Мы не можем вернуться к тому, что было раньше. – Опустив руку, он шагнул назад. – Пойми это.

– Ты так разговариваешь со всеми своими любовницами?

Его лицо напряглось.

– Обычно я не сближаюсь с теми, кого знаю.

– Значит, ты общаешься только с незнакомками?

– Так проще. Никто не пострадает.

Руби снова взялась за уборку тарелок.

– Я ничего не имею против случайного секса, но разве ты не устаешь от такой безличности? – Она поставила бокал с вином на