Когда ураган мчался в сторону Ямайки со скоростью 80 миль в час, его окрестили «Сэнди» – ласковое имя, навевающее воспоминания о пляжных полотенцах и кремах для загара. Через два дня ураган промчался по Гаити, где более пятидесяти человек погибло от наводнений и оползней. Дальше он понесся в сторону Кубы и, наконец, покинул Карибские острова, унеся с собою семьдесят жизней.

Наблюдая эти разрушения с экранов своих телевизоров в уютных гостиных, большинство жителей Нью-Йорка наверняка решили, что шторм подуспокоится на пути к морю и уменьшится до обычного ветерка над суровой Атлантикой. Но когда «Сэнди» повернул к северу у берегов Джорджии и обеих Каролин, метеорологи заметили необычное сочетание атмосферных условий. Ураган сделал резкий разворот и превратился в супершторм, растянувшись на 1000 миль и накрыв на своем пути Балтимор, Вашингтон, Филадельфию и Нью-Йорк. И без того опасная ситуация усугубилась тем, что появление «Сэнди» совпало с полнолунием и необычайно высокими приливами.

Накануне шторма кошачьи датчики Боно наверняка зашкаливали. Инстинкт подсказывал ему убегать и прятаться. 29 октября, когда ураган «Сэнди» обрушился на Лонг-Айленд, рев ветра и дождя был слишком громким даже для человеческих ушей. Для такого чувствительного животного, как Боно, он был совершенно непереносимым. Его мир наверняка взорвался, превратившись в сюрреалистический кошмар.

А на другом берегу, в Нижнем Манхэттене, 14-футовые волны перехлестнули через волноотбойную стену в Бэттери-парке. Тоннель Хью-Керри (соединяющий Манхэттен с Бруклином) был затоплен, так же, как и часть городского метро. Примерно в четырех милях к северу от него, в Челси, здание, где находится квартира Микейлы, было затоплено и осталось без воды и электричества. Многие жители ее района покинули свои дома, чтобы укрыться у друзей в менее пострадавших районах города. Но Микейла отказалась оставлять своих котов.

Временами ее дом напоминал необитаемый остров, окруженный непригодной для питья водой. Однако на первом этаже имелось ограниченное количество питьевой воды. Несколько дней подряд Микейла и Джин поднимали ведра с водой на восемнадцать лестничных пролетов для трех самых любимых котов на свете.

Боно, который находился на Лонг-Айленде, повезло меньше. Просматривая видео с последствиями шторма, я пыталась представить себе, через что он прошел. Если он жил в одном из домов на побережье, его хозяевам наверняка удалось эвакуироваться. Они наверняка пытались забрать его с собой, но не смогли найти перепуганное животное. Как, должно быть, им было больно бросать его, спасая собственную жизнь.

Он, наверно, сидел, сжавшись, один в темноте, парализованный от страха, а вокруг тряслись стены и дребезжали окна. Когда вода вытеснила из дома воздух, волна высотой почти метр дошла до дома и смыла входную дверь. Затем она разлилась по дому, смывая столы и стулья, как игрушечную мебель, и Боно пришлось использовать всю свою кошачью изворотливость, чтобы спастись.

Я представила себе, как после окончания шторма спасатели пробираются по перевернутому вверх дном миру, где крыши автомобилей виднеются из-под воды, а лодки лежат на боку вдоль центральных улиц. Может быть, кто-то из женщин-волонтеров заметил маленькое замызганное существо, висящее на дереве. Животное было таким неподвижным, а темная шерсть такой свалявшейся и тусклой, что она сочла его мертвым. Но когда она протянула руки к хрупкому тельцу, его глаза раскрылись и уставились на нее янтарным взглядом.

Возможно, когда она опускала его в переноску, радио в машине спасателей играло «With or Without You» («С тобой или без тебя»). Это и поставило точку в споре о том, как назвать эту жертву шторма. Как бы его ни звали до шторма, теперь кот получил имя Боно.

Это был год многих переименований. Ураган, унесший не менее пятидесяти трех жизней и разрушивший тысячи домов в районе Нью-Йорка, оказался настолько разрушительным, что имя «Сэнди» было вычеркнуто из списка потенциальных названий будущих ураганов.

Благодаря огромной работе, проделанной организациями по защите животных, и развернутым в фейсбуке кампаниям сотни животных воссоединились со своими семьями. К сожалению, с Боно этого не произошло.

Кот может быть как ангелом, так и дьяволом. Или и тем и другим одновременно

К тому времени, как мы подошли к лестнице, ведущей к красной двери, к Лидии вернулось самообладание. Вставляя ключ в замок в форме сердца, я продолжала недоумевать, как бездомному коту удалось вызвать у нее слезы. Будучи психологом – практикантом, дома она ежедневно имела дело с душераздирающими рассказами людей.

– Боно не знает, что ему осталось жить всего три года, – сказала я, когда она поднималась со своим драгоценным грузом по первому пролету.

Я вспомнила свой визит к врачу. Когда она сообщила мне, что раковая опухоль у меня в правой груди быстро увеличивается, кабинет наполнился свинцовым предчувствием смерти. У меня не хватило смелости задать тот вопрос, ответ на который боится услышать каждый: «Сколько мне еще осталось?» Но она прочла его на моем лице. Она выписала мне снотворное, чтобы помочь мне пережить следующие несколько дней, и сообщила, что потребуются дополнительные анализы. В тот день я замкнулась в себе и сконцентрировалась на выживании. И хотя мое тело после этого излечилось, с тех пор я пребываю в эмоциональной яме.

Животные обладают способностью легко и с открытым сердцем подстраиваться под каждый момент. Они не рассматривают свою жизнь как отрезок, имеющий начало, середину и конец. Их стоны и вздохи на закате жизни – не более чем проходящее неудобство. Как бы ни болел Боно сейчас, он проживет свою долю приключений сполна и без жалоб на судьбу, просто дойдет до конца. Мне следовало бы научиться этому у него.

– Три года – это много для кота, – добавила я. – Кроме того, всякое может случиться.

Я напомнила ей о ее друге-физиотерапевте, Стивене, и его собаке, помеси австралийской овчарки по имени Милли. Стивен был раздавлен, когда ветеринар сообщил ему, что Милли осталось жить два месяца. Но ветеринар упустил из виду тот факт, что Стивен испытывал особую нежность к нездоровым существам – как к людям, так и к животным. Благодаря диете из органического мяса и самоотверженной преданности Милли уже пять лет после постановки диагноза живет и здравствует.

– Если он найдет хороший дом, – сказала я, с сопением одолевая второй пролет, – он может прожить еще много лет.

«О да, – прокомментировал сидящий во мне циник. – В этом городе просто отбоя нет от святых, желающих взять домой кота, лечение которого будет стоить не меньше, чем гонорар Кардашьян, который записает всю квартиру, а затем сдохнет».

Мой внутренний критик (это всегда был мужской голос) обнаружился более сорока лет назад, когда я изучала журналистику. Он несколько раз оказывался мне полезным, особенно когда я работала в агрессивной сексистской среде отдела новостей. Остроумные замечания и насмешки казались защитной реакцией на более шокирующие аспекты поведения мужчин. При этом, как большинство хитромудрых засранцев, внутренний циник исчезал, когда приходилось по-настоящему туго. Он не смог предложить мне никакого утешения, когда умер мой ребенок, когда обнаружился рак, когда с отрезвляющей регулярностью стали уходить друзья. Конечно, мне удавалось на некоторое время подавить этот голос в девяностые, в период религиозности, но полностью избавиться от него не удавалось никогда.