береговую оборону. Вам ясно теперь? — Вайс захлопнул книгу, швырнул ее в сейф, повернул ключ и вернулся в кресло. — Что вы на это скажете?

— Все было бы именно так, господин оберштурмфюрер, если бы не одно небольшое обстоятельство.

— А именно?

— Утром после доклада об исчезновении буксира я проделал небольшой эксперимент. Максимальный ход судна десять узлов. С момента залпа до того времени, когда я занимался опытом, прошло девять часов. При всех самых благоприятных для русских обстоятельствах они могли уплыть лишь на сто миль максимум. Вот по этой дуге я и послал в десять утра два самолета-разведчика. И как вы думаете, что они обнаружили? — Вальтер с усмешкой посмотрел на Вайса и продолжил: — Ничего. Если они и уплыли на буксире, то недалеко, а затем его затопили, а сами высадились в наш тыл и скрываются где-то в лесу.

— Я доволен вами, Вальтер, хотя, скажу откровенно, сначала меня несколько огорошил ваш первый рапорт о налете.

Звонок телефона перебил речь оберштурмфюрера. Вайс, недовольно поморщившись, снял трубку.

— Я слушаю. Да. Когда-когда? — он вдруг вскочил и перехватил трубку в левую руку. — Только что? Сейчас же ко мне, немедленно. Никаких задержек, молниеносно. — Вайс сел, положил трубку на рычаг и, глядя на штурмфюрера, засмеялся. — Знаете, разлюбезный мой Вальтер, нам чего-то уж очень начинает везти. Прямо фантастически.

ГЛАВА 7

В КАЙПИЛСЕ

— Вот мы и прибыли, — боцман Ян поставил чемодан на большой трухлявый пень, — дальше пойдете одна, как я вам объяснял. Хорошо ли запомнили?

— Хорошо, спасибо большое, Ян, — Ирма протянула руку, чтобы взять чемоданчик, — доберусь сама, не беспокойтесь.

— Значит, завтра с утра и до вечера, до восемнадцати часов, я вас буду ждать именно тут. Ничего не перепутаете?

— Нет, еще раз благодарю, до свидания, Ян, — Ирма пожала боцману руку. — Возвращайтесь к нашим.

— Счастья тебе, дочка! — Ян задержал руку радистки в своей, — что там сейчас в городе с моей старой, она же ничего не знала? А впрочем, я и сам не думал, что так произойдет, ну, даст бог, все образуется.

— Все будет хорошо, не терзайте себя — война. Мне нужно идти, еще раз прощайте.

— Ступай, дочка, да сохранит тебя господь, ступай. И тоже не волнуйся, за твоим командиром я пригляжу…

* * *

Ирма неторопливо шла вдоль окраины леса, заросшей кудрявым, колючим боярышником. В кустах, склевывая крупные темно-красные ягоды, суетились с громким чириканьем воробьи. Выбитые колесами две глубокие колеи были заполнены похожей на жидкий шоколад коричневой жижей. Дорога то вбегала в густой и темный сосняк, то вырывалась на небольшие с одиноко стоящими березками полянки, и сразу становилось светлее. Повсюду уже чувствовалась осень. В винном запахе прелых листьев и грибов, в желтых и багряных мазках на общем пока еще зеленом фоне леса. Постепенно слабый ветерок разогнал облака. Значительно посветлело, и кое-где сквозь сероватую пелену неба стали пробиваться первые робкие лучи солнца. Отойдя около полукилометра, Ирма резко свернула в лес. Здесь, в ольшанике, разгребла листья суковатой палкой, вырыла небольшую яму и, завернув в плащ-палатку, уложила туда рацию и часть снаряжения, затем засыпала тайник землей и сверху в беспорядке набросала засохшие сучья. Вернувшись к дороге, она недолго постояла в кустах и, убедившись, что никого нет, быстро прыгнула через обочину и пошла дальше. За ориентир она приняла старенькую, посеревшую от времени часовенку, стоящую около тропинки. Одета Ирма была так, как ходят жители лесных хуторов: домашней вязки свитер с грубой темносиней юбкой, сапожки, коричневая с накладными карманами и откинутым за спину капюшоном куртка, на голове платочек в белую и зеленую полоску. В рюкзаке, висевшем на одном плече, было немного продуктов да так кое-что из одежды. По «легенде», она возвращалась с хутора Мигул, куда ходила менять вещи на хлеб. Сама же постоянно живет в Кайпилсе, работает на рыбокоптильне укладчицей. Документы разведчицы были в полном порядке, да и вся «легенда» не вызывала сомнения, на рыбокоптильне действительно работала девушка Ирма Линдус, и, больше того, она как раз в это время, отпросившись у хозяина, уехала в деревню за продуктами. Много, очень много в ту пору ходило народа между голодавшим городом и как-то сводившей концы с концами деревней в поисках хлеба насущного.

Дорога выскочила из перелеска и под прямым углом уперлась в асфальтированное шоссе.

Ирма перебежала на правую сторону и пошла вдоль заросшего лопухами кювета. Навстречу ей часто стали попадаться спешащие на восток машины с какими-то грузами, военные и санитарные автобусы, мотоциклисты, изредка громыхали повозки, запряженные сытыми и гривастыми конями бело-желтой масти.

Ирма надеялась, что кто-нибудь, едущий в город, подхватит ее. И действительно, одна машина — большой крытый брезентом тупоносый грузовик, — когда Ирма подняла руку с букетом набранных по пути кленовых листьев, свернула к обочине и остановилась. Девушка подбежала к кабине и открыла дверцу. За рулем сидел молодой белобрысый, с белыми бровями и ресницами, улыбчивый парень в немецкой, мышиного цвета форме с погонами ефрейтора.

— Здравствуйте, господин унтер-офицер, — сказала Ирма по-немецки и улыбнулась, — не подвезете до города?

— О-о. Пожалуйста, с большим удовольствием, фрейлин, — парень весь так и засиял, — тем более вы, вероятно, моя землячка — прибалтийская немка? Ведь верно?

— Нет, я латышка, — ответила Ирма, усаживаясь рядом.

— О-о, — опять задохнулся от восторга ефрейтор, — а так хорошо говорите по-немецки. Почему?

— Мать была немкой. В семье говорили по-немецки постоянно.

Кстати, так было и на самом деле: мать Ирмы действительно была немкой, только из так называемых «покровских немцев» — живших в республике немцев Поволжья. Между ней и отцом — бывшим латышским стрелком — шло своего рода состязание в воспитании дочери, и, как результат его, получилось, что Ирма почти одновременно освоила немецкий и латышский; а уж потом русский.

Машина тем временем быстро неслась по раскатанному асфальту. Миновали небольшой расхлябанный деревянный мостик через вспухшую от дождей речушку с пологими низкими берегами, затем долго ехали вдоль побережья. Правда, самого моря не было видно за дюнами, поросшими одинокими соснами, но присутствие его ощущалось и в сыром ветре, и в резком йодистом запахе выброшенных на песок водорослей.

Дорога свернула налево, и из-за словно разбежавшихся врассыпную с пригорка редких сизых елочек показались первые дома окраины Кайпилса.

— Да, плохо стало с продовольствием, нам тоже урезали норму. — Немец немного помолчал, затем добавил: — Сейчас КПП будет, — он повернулся к Ирме, — документы приготовьте. — И, очевидно, решив ее успокоить и подбодрить, доброжелательно добавил: — Это