– По делу, – ответил Вулф. – Не лечиться. И мы торопимся. Можем переговорить прямо здесь.

– Конечно. Как скажете. – Она заметно смутилась.

Я-то здесь бывал, а вот Вулф пришел впервые. Обычно доктор Волмер являлся к нам по вызову. Женщина скрылась в глубине дома, а через минуту показался Волмер, грустного вида коротышка с большим лбом и крохотным подбородком. Однажды он наложил мне двадцать два шва – после встречи с типом, который шустро махал ножом, но резал неглубоко.

– Ба! – воскликнул доктор. – Ну что ж, добро пожаловать!

– Доктор, мы пришли вас обременить, – сообщил Вулф. – Нам требуется комната, чтобы скоротать остаток дня и провести ночь. Также необходима еда, чтобы мы протянули до завтра. Вы нас примете?

Волмер не просто удивился – он буквально опешил.

– Почему… Конечно… Вы хотите сказать – вам двоим? Вам и Арчи?

– Да. Мы ожидаем буйного посетителя, поэтому предпочли скрыться заблаговременно. К завтрашнему дню он слегка успокоится. Но до этого времени мы нуждаемся в крове. Разумеется, если мы обременим вас сверх пределов допустимого…

– Ничего подобного! – Волмер усмехнулся. – Вы оказываете мне честь. Еда, к сожалению, будет не такая… ну… У меня нет своего Фрица. Телефон в комнате вам потребуется?

– Нет, обойдемся.

– Тогда прошу простить, меня ждет пациент.

Он удалился, а спустя пару минут темноволосая женщина – ее звали Хелен Гиллард – пригласила нас следовать за ней. Она всячески старалась показать, что для соседей вполне естественно вламываться друг к другу и требовать крова и еды. Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору в заднюю часть дома и очутились в комнате с двумя окнами и большой кроватью; на стенах красовались изображения кораблей, бейсболистов и каких-то мальчишек и девчонок. Билл Волмер, которому я как-то показывал, как брать отпечатки пальцев, учился в школе-интернате.

– Вы спуститесь к ланчу или еду вам принести? – спросила Хелен.

– Все потом, – отозвался Вулф. – Благодарю. Мистер Гудвин к вам выйдет.

– Что-нибудь еще нужно?

Вулф сказал, что нет, и она ушла. Дверь осталась открытой, и я ее закрыл. Мы сняли пальто, в шкафу нашлись вешалки. Вулф огляделся. Помещение смотрелось тоскливо. Три стула. Сиденья двух значительно меньше его обширного седалища, а третий, с подлокотниками, казался узким для него даже на взгляд. Он подошел к кровати, присел на край, снял ботинки, грузно опустился, положил голову на подушку, зажмурился и произнес:

– Докладывай!

В 12:35 в пятницу инспектор Кремер из убойного отдела Западного Манхэттена уселся в красное кожаное кресло, вынул изо рта жеваную незажженную сигару и заявил:

– Я по-прежнему хочу знать, где вы с Гудвином пропадали и что делали в последние двадцать четыре часа.

Единственным, что удерживало нас от признания, было осознание того, что Кремер наверняка пошлет кого-нибудь проверить наши слова, а док Волмер – человек занятой, и своим признанием мы скверно отплатим ему за гостеприимство. К слову, насчет гостеприимства: меня-то все устроило, мне выделили отменную кровать в пустующей комнате, а вот Вулфу пришлось пострадать. Книг вокруг полно, однако ни единого кресла, способного вместить его тушу, а лежа он не читал. Никаких пижам его размера, и потому он спал в исподнем. Еда не то чтобы невкусная, в стесненных-то условиях, но недостаточно хороша, чтобы ею наслаждаться. Пиво – одного сорта, причем не того, какой он обычно предпочитал. Подушки чересчур мягкие, чтобы спать на одной, и слишком толстые, чтобы взять две. Полотенца маленькие или огромные. Мыло, по его словам, пахло туберозой, а он привык к герани. В общем, он изрядно утомился за эти первые больше чем за год день и ночь вне собственного дома. Конечно, он впал в раздражение, как впал бы на его месте любой, кому из-за непредвиденных обстоятельств привелось бы покидать дом в спешке, не захватив даже зубной щетки.

Звонить Фрицу и выяснять, не наведывался ли к нам кто-нибудь, мы не стали, поскольку плохо разбирались в современной электронике. Покажите мне того, кто хорошо в ней разбирается. Мы знали, что нынче отследить телефонный звонок не так просто, как раньше, но вдруг полиция приручила нейтрон, позитрон или какой-то другой трон, способный подключиться к номеру Вулфа и установить, откуда ему звонили? Новости мы черпали из газет – вечерних за четверг и утренних за пятницу. В «Газетт» ничего не говорилось о похищении – Лон сдержал слово, – и «Таймс» тоже помалкивала, заодно с утренним радио. Зато много обсуждали смерть Джимми Вейла. Правда, в основном все крутилось вокруг самого происшествия в той версии, какую изложил мне Лон Коэн: Марго Теддер вошла в библиотеку в 9:05 в четверг и нашла отчима на полу под статуей Бенджамина Франклина. Бронзовая статуя проломила ему грудную клетку.

Сразу пятеро видели его живым накануне вечером: жена, приемные сын и дочь, Ноэль и Марго Теддер, брат жены Ральф Перселл и ее адвокат Эндрю Фрост. Все они собрались в библиотеке после обеда (причина этого общего сбора не раскрывалась), и вскоре после десяти Джимми Вейл сказал, что плохо спал три дня подряд (объяснения не давались), лег на диване и заснул. Час спустя, когда остальные разошлись, он все еще спал. Брат и сестра Теддер, а также Ральф Перселл отправились в постель, а миссис Вейл с Эндрю Фростом уединились в ее кабинете. Около полуночи Фрост ушел, и миссис Вейл тоже легла. По всей видимости, и она страдала от недосыпа, потому что в четверг утром, когда дети принесли ей печальную весть, еще оставалась в постели.

Все домочадцы, включая слуг, знали, что статуя Франклина шатается. «Газетт» привлекла специалиста, который перечислил различные способы крепления бронзовых ног статуи к подставке. Ему не позволили осмотреть статую, придавившую Джимми Вейла, но он отметил, что дело вряд ли в открутившейся гайке; скорее всего, с его слов, болт – или болты – имел внутренний дефект и треснул, когда статую случайно задели. Вполне возможно, добавил он, что Джимми Вейл среди ночи проснулся и спросонья, желая выйти из библиотеки, наткнулся на статую, схватился за нее и повалил на себя. Как по мне, «Газетт» повела себя очень и очень достойно. Малейший намек на убийство позволил бы продать тысячи дополнительных экземпляров, а они вместо этого внушали читателю, что смерть могла быть случайностью. Была и фотография – та самая, которой хвастался Лон: Бенджамин Франклин на Джимми Вейле.

Никаких высказываний членов семьи не приводилось. Миссис Вейл слегла, за ней присматривал врач, и к ней никого не пускали. Эндрю Фрост отказывался общаться с репортерами, но сообщил полиции, что покинул дом около полуночи, его никто не провожал и в библиотеку он не заглядывал.

Как я сказал, в одиннадцатичасовом выпуске новостей по радио ничего не было. В 11:10 я позвонил в убойный отдел из домашнего кабинета дока Волмера – сам доктор укатил в клинику – и попросил дежурного передать инспектору Кремеру, что у Ниро Вулфа есть для него кое-какие сведения касательно Джимми Вейла. В 11:13 я связался с офисом окружного прокурора в Уайт-Плейнсе, поговорил с помощником прокурора и поручил известить Хобарта, что Вулф готов ответить на любые вопросы. В 11:18 я набрал номер «Газетт», меня соединили с Лоном Коэном, я дал ему разрешение – все равно все скоро узнают – и добавил, что не возражаю против упоминания наших имен, если он укажет их правильно. Он, разумеется, потребовал новых подробностей, но я повесил трубку. В 11:23 мы поблагодарили Хелен Гиллард, поручили ей сказать спасибо доктору от имени нас обоих, покинули дом Волмера, прошли шестьдесят ярдов до особняка Вулфа, обнаружили, что дверь заперта, и позвонили в звонок. Фриц нас впустил и отчитался: сержант Пэрли Стеббинс приходил вчера, через десять минут после нашего поспешного бегства, а инспектор Кремер ломился в дверь в шесть вечера. Ордера при нем не было, он удалился, но сегодня звонил уже дважды, в 8:43 и в 10:19. У кабинета Вулф вспомнил насчет моллюсков, и Фриц ответил, что они в идеальной готовности. Вулф уселся за стол и закрыл глаза, просто сидел и дышал, наслаждаясь единственным креслом, которое ему по-настоящему подходило, а я принялся сортировать почту. Тут в дверь позвонили. Явился инспектор Кремер – его обветренное красное лицо было чуть краснее обычного, и он почему-то слегка горбился. Когда я открыл ему, он даже не удосужился окинуть меня пристальным взглядом, а молча направился в кабинет, я последовал за ним. Дышал он хрипло, с натугой.