по причине взятия одного голландского корабля малтийцами, на котором находились многие вещи, принадлежавшие дивану, и он не прежде освободился оттуда, как дав обязательство, чтоб в четыре месяца заплатит за оные товары деньгами, а именно: девяносто тысяч рублей.

С цесарскими министрами еще жесточае прочих поступаемо было, и, когда случилась между Портою и Венским двором война, министры ее всегда саживаны бывали сперва в тюрьму, а потом возимы или, лучше сказать, таскиваны за войском, где они весьма много нужды претерпевать долженствовали, угрожаемы беспрестанно смертным страхом.

Жером Ласки, посол венгерский, желая учинить мир между Портою и Фердинандом Австрийским, который тогда имел право на королевство венгерское, и дабы удобнее к тому преклонить султана Солимана, представил ему наикрасноречивейшим образом храбрость и могущество императора Карла пятого, брата Фердинандова, который намерен ему вспомоществовать; Солиман вздумал быть тем оскорблен, что хвалили при нем другого государя, и приказал тотчас бросить Лаския в тюрьму, где он весьма много терпел, пока особливым трактатом не был из оной освобожден. Амурат, наследник Солиманов, еще большее учинил варварство, приказав умертвить Фридерика Крекобиса, посла императора Максимилиана второго, и всю его свиту без всякой иной причины, как рассердясь только за то, что его государь делал сильное сопротивление войскам его в Кроации.

Российский посол г. Толстой в один год трижды заточаем был в Едикуль, не упоминая о вице-канцлере Шафирове и генерале Шереметеве, сыне фельдмаршала Шереметева, которые были яко аманаты[78] после несчастного приключения под Прутом с 1711 по 1715 год.

Резидент Обресков и поверенный в делах Левашов сколько претерпели с начала войны в 1768 и следующих годах, того всего довольно описать не можно: они были заключены в Едикуле, потом таскали их всюду за войском своим и содержали в ссылке в Демотике и сверх того неоднократно опасностям самой позорной и мучительной смерти подвергали.

В то же самое время претерпел всякое поругание и увечье цесарский интернунций Бруньяр купно с его женою, дочерьми и всею свитою, и хотя, как говорят, и от народа, но Порта не учинила никакого почти удовлетворения. Французский переводчик Раболий взят и посажен на каторжном дворе с прочими всякого звания содержанными там невольниками, где и умер в железах, не возмогши перенести толь тесного и жестокого заключения. Некоторые сказывают, что султан приказал было ему отсечь голову; но визирь, для избежания толь насильственного и бесчестного поступка в рассуждении целой французской нации, приказал отправить его на тот свет посредством яда.

В прежние же с цесарцами и с венециянами войны военнопленным генералам, штаб- и обер-офицерам и рядовым всегда головы рубили, и вдруг в толиком множестве, что часто из них около шатра лелека высокие пирамиды складывали, во увеселение зрителей сего жестокого и кровожаждущего народа. По взятии приступом в Венгрии крепости Петервардина коменданта оныя генерала Бреннера били сперва палками, а потом замуравили в стену, оставя только маленькое окошко для подавания ему туда хлеба и воды, и то в толь малом количестве, чтоб только он с голоду не умер, дабы чрез то продолжить его мучение, где он прикован был к стене таким образом, что ему ни сидеть, ни лежать, ни прямо стоять не можно было; после же водили его скованного повсюду при войске пешком и наконец по потерянии против цесарцев баталии отсекли ему голову. С венециянских разного чина военнопленных как в Кипре, так и в Морее[79] часто с живых кожи сдирали и другими многоразличными и тяжкими муками умерщвляли. Да и в прошлую нашу с ними войну со многими нашими военнопленными то же бы быть могло, если бы, по счастию нашему, не случилось, что прежде их многие разного чина люди к нам в полон попались, а не наши к ним; однако ж при всем том в начале первого их походу, когда мы еще по сю сторону Дуная в Исакче находились, визирь пяти человекам нашим пленным драгунам приказал головы отсечь пред его палаткою без всякой другой причины, как только чтоб потешить буйных своих зрителей, а шестому из них часа за два прежде также голова была отрублена на Исакчинском мосту топором по приказу того, который их вел, для того что он, будучи отягчен ранами, не мог поспевать за своими товарищами.

Из сего всяк здравомыслящий может судить, какое строптивое свойство турки имеют и каким образом с ними поступать должно, дабы не быть от них внакладе. Те крайне ошибаются, кои мнят, что они такие же люди, как и прочие; ибо они только что видом на людей похожи, а в существе весьма от них различны; и как их образ мнения, так и поведения совсем противен другим народам, а особливо европейским, то христиане со всем своим превосходным умом получают как в войне противу их, так и в негоцияциях с ними весьма редко хороший успех, потому что они, судя по своему образу мыслей, поведение свое с ними учреждают и не соображаются с жестокими их нравами и обычаями, как написано; отвечай безумному по безумию его, да не явится премудр у себя, т.е. поступай с неприятелем твоим так, как и он с тобою поступает, плати гордость гордостию и суровство суровостию, дабы он не возомнил, что поступают с ним учтиво и снисходительно из одной только подлости и трусости, как обыкновенно турки принимают оказываемое им христианами снисхождение, и когда сии их пленных хорошо содержат, не причитают сего их великодушию, но говорят, что сила святости их закона не допускает безверных им вредствовать. Малтийских же пленных всегда лучше содержат, нежели прочих христиан, и когда их спросят, для чего они их столь отличают, ответствуют прямо, что боясь, дабы и они с их пленными так же жестоко поступать не стали. Многие иностранные министры состарилися, живучи в Турции, но никогда не вникали в познание существенного характера сея нации и потому часто судили об оной весьма несправедливо.

Я знал одного такого министра, который о турках столь высокого был мнения, что думал, для них нет ничего невозможного, и если бы они привели только свое войско в устройство, то бы и всю Европу мгновенно покорить могли. Я совсем противного тому мнения и смело могу утверждать, что тогда турки ни половины бы нынешней их личной храбрости иметь не могли, а может быть, и совсем бы оную потеряли, сделавшись некоторым образом чрез то одушевленными только машинами, и число их войска гораздо бы убавилось, потому что неистовство их, происходящее от чрезмерной ревности к закону, заменено