бы было строгостию, долженствующею непременно оное ослабить; сверх же того их закон, положение их земли, образ их жизни много может препятствовать ко введению как политической внутрь сего государства перемены, так и в войске оного, что одно без другого учинено быть не может.

Письмо VI

О любовных ухищрениях турков и турчанок

М. Государь мой!

Зная ваше нежное и к любви склонное сердце, которое прелестями разных красот толь часто пленялось и других пленяло, почитаю, что сообщенное мною В. С. пред сим описание о султанском хареме было бы весьма несовершенно, ежели бы я не упомянул нечто и о любовных ухищрениях турецких женщин и мужчин.

Можно сказать, что по всему земному шару, где только солнечные лучи досязать оный могут, вся одушевленная тварь без изъятия естественному закону любви подвластна; многие вопиют противу оной, но несправедливо; хотя же во всем свете главной любви предмет состоит в том, чтоб, любя, быть взаимно и самому любиму, но употребляемые средства к достижению сего весьма разнствуют у одного народа с другим, особливо у азиатцев с европейцами; например, плененный любовию ишпанец употребляет к снисканию склонности своей любовницы все средства благоугождать и старается всякий вечер пред окнами ее на цытре своей разные песни сколько можно нежнее и приятнее струнным гласом выражать, желая тем чувствительнее тронуть ее сердце.

Напротив того, объятый сею страстию турок бывает всегда смущен, печален и углублен в мыслях при изобретении способов, как и где видеть свою красавицу и каким образом ей изъявить любовь, потому что в Турции, как и везде на Востоке, весьма трудно мужчине иметь обращение с женщинами, и для таковой распаленный любовию турок старается сколько можно чаще ходить мимо дому своей любовницы[80], у которой он, кроме носу и очей, никогда ничего и не видит, поелику турецкие женщины всегда лицо свое имеют закрытое; следовательно, о красоте ее и никакого понятия не имеет; но в любви воображение наибольше действует; наконец, приметя ее, сидящую у окна, огражденного железною решеткою, извлекает свой острый кинжал из ножен и пронзает оным у себя руку выше локтя, а иногда и в разных местах себя уязвляет и купно с текущею кровию испускает из глубин своего сердца разные вздохи в показание тем горячести своей, на что смотря некоторые из харемных затворниц часто тем тронуты бывают и потом сами ищут способов, чтоб соответствовать своею любовию, которая у них без дальних околичностей оказывается существенностью дела, а не словами.

Все почти женщины магометанского исповедения почитают за весьма тяжкий грех возбудить к себе страсть своею красотою или другими приятствами и для того никогда с открытым лицом мужчинам не показываются; но когда которая таковую страсть воспалит в каком-либо мужчине, то думает, что совсем непростительно оставить его без действительного удовольствия.

Хотя харемы, где женщины содержатся, и окружены высокими стенами и двери имеют запертые крепкими замками, а окна решетками, сквозь которые едва только перст пройти может, однако ж любовь отворяет везде себе вход, который тщетно стерегут евнухи.

Как известно из баснотворной повести, что Акризий, царь Аргийский, для сохранения чести и непорочности дочери своей прекрасной Данаи запер ее в нарочно устроенную медную башню и поставил около оной крепкую стражу со всех сторон, однако ж Юпитер нашел способ к ней спуститься, преобразившись в золотой дождь; из чего видно, что он был весьма умен и знал, каким образом разрушить преграды к наслаждению любви; ибо употребленное им средство было самонадежнейшее из всех возможных к преодолению предстоявших ему трудностей в рассуждении отменной силы и действия драгоценного сего металла, которому редкие двери и замки сопротивляться могут и противу коего также высота стен харемских не всегда служит в защищение.

Впрочем, есть много и иных способов ко входу в женские харемы; но все они весьма опасны, потому что самое легчайшее за то наказание бывает смерть, когда, по несчастию, отважный любовник попадет в руки хозяина харема, а некоторые из них самое мучительное истязание должны претерпевать; при всем том многие молодые люди, ослепленные или, лучше сказать, обезумленные любовию, на все страхи себя отваживают и, нарядясь в женское платье, входят к ним, пользуясь обыкновением, которое не позволяет хозяину харема к женам своим входить в то время, когда у них посторонние женщины в гостях находятся, что узнает он по туфлям, которые всегда у турков за дверьми оставляются; следовательно, таким образом любовник в харем свободно входить и выходить может, но когда хозяин о том сведает, он никоим образом не может избежать беды.

Кроме сей есть и другая для молодого человека опасность входить в харем к женщинам, которые, находясь во множестве, а мужа имея весьма престарелого, снедаются обыкновенно огнем любострастия без всякой отрады; будучи же в таком состоянии, сами иногда заманивают к себе молодых людей для утоления своей страсти и держат их у себя иногда до тех пор, пока их силы придут в крайнее изнеможение, и тогда умерщвляют их и зарывают в землю или мечут в нужные места, опасаясь, дабы чрез нескромность их не сведали после соседи и чтоб не произошло чрез то харему поношения и неизбежной гибели.

Напротив того, многие молодые мужчины, особливо янычары, не лучше поступают и с женщинами; ибо когда, до несчастию, какая попадется в их шайку в летнее время, то они ее с собою по садам и по лесам до тех пор водят, что наконец по самому малейшему подозрению, что она из них кого-нибудь одного больше любит, из ревности убивают до смерти, вырезав у нее груди или растворя всю ее внутренность, и таким образом оставляют в снедь птицам и зверям.

Некоторые же турецкие женщины, отпросясь в баню или гулять, ходят в такие домы, где хозяйки, не имеющие мужа, так как торговки за деньги дозволяют им в своем доме с любовниками их прохлаждаться, а некоторые из них нарочно сводят дружбу с жидовками, с армянками и гречанками и в их домах назначают свидание своим любовникам.

Некто из иностранных путешествователей, который в мою бытность находился в Константинополе, сам мне сказывал, что, имея некогда любопытство видеть турецких женщин, просил одну знакомую ему армянку, живущую на Галате, чтоб показала ему нескольких турчанок, которые к ней часто в гости хаживали, что она и обещала и в назначенный к тому день велела ему придти к себе рано в дом поутру, что он исполнил самым делом: хозяйка посадила его в особливую камору,