обращая на него никакого внимания, взяла местную газету и принялась читать.

– Ну что, хороший концерт? – заставив себя поднять голову, спросил он.

– Я тоже не пошла.

Она была полна какой-то необычной многозначительности.

– Не притворяйся паинькой ради меня. Продолжай принимать сидячую ванну страданий.

Не обращая внимания на его сердитый взгляд, она невозмутимо продолжила:

– Послушай-ка местный орган новостей и общественной мысли: «Многочисленным друзьям мисс Маргарет Скотт и доктора Йэна Овертона в Сент-Эндрюсе будет крайне интересно узнать об их помолвке, объявленной минувшим вечером миссис Инглис, тетей мисс Скотт. Мисс Скотт, хорошо известная своей активностью среди светской молодежи города, является дочерью полковника Джона Скотта из Стинчар-Лоджа». – Она с отвращением отбросила газету. – Меня от этого тошнит. Ты никогда не любил эту девицу! Ты был влюблен в некий идеал. Ты возвел ее на пьедестал и встал на колени, чтобы поклоняться. Везде одно и то же. В моей стране каждый сын дровосека лелеет мечту о деве из schloss, то бишь замка.

Он свирепо посмотрел на нее, но Анна заявила:

– Она всего лишь тщеславная, эгоистичная, пустоголовая маленькая кокетка. Подумай, как бы рядом с ней ты смог бы заниматься своим делом – с этими ее вечными прихотями, ее дурацкими вечеринками, ее светскими замашками…

– Анна! – Дункан вскочил, потемнев от гнева.

– Да знаю, знаю! – небрежно отмахнулась она от него. – Если бы я не прооперировала твою руку, ты бы прикончил меня на месте. И если бы я не считала, что под этой твоей сентиментальной шкурой кроется что-то хорошее, я бы встала и ушла навсегда.

Он беспомощно посмотрел на нее и снова опустился на стул.

– Так-то лучше, – продолжала она уже с другой интонацией. – Я знаю, что тебе больно. Я знаю, каково это – чувствовать, что она выбрала Овертона. – На ее лице отобразилась медленная, циничная улыбка. – Не переживай. Он не будет счастлив. И она тоже.

– Анна, помолчи! – Он сжал голову руками.

– Сестра Доусон пыталась покончить с собой этим вечером, – неторопливо произнесла она.

– Что?

Сбитый с толку, он поднял на нее глаза. Затем смысл сказанного потряс его подобно удару.

Анна кивнула.

– Бездарная, грязная интрижка. Ты можешь себе представить, чтобы квалифицированная медсестра именно в больнице заглотила пятьдесят таблеток снотворного? Мы как следует промыли ей желудок. Все об этом молчок. Сейчас ее отправили к родственникам в Перт. Она полностью восстановилась, но теперь уже… не как новенькая.

Дункан во все глаза смотрел на нее.

– После этой суматохи в ее комнате, естественно, царил хаос. Но вот это я увидела – и подумала, что стоит сохранить.

Она бросила ему пачку писем. Он медленно развязал тесемку. Они были от Овертона. Потребовалось всего несколько минут, чтобы раскрыть их суть.

– Да, – заметила она, когда он поднял на нее взгляд. – Твой дорогой, добрый друг завис у нас прямо на краю пропасти. Будет приятно посмотреть, как он туда падает.

– Нет!

– Почему нет? Он сам напросился, оклеветав нас, этот достойный образец, соблазняющий собственных медсестер!

Дункан с суровым видом покачал головой:

– Это не по мне, Анна! Ни за что! Маргарет этого не вынесет. Я буду драться с Овертоном, но не так.

Глава 34

Она, прищурившись, следила за ним, умело перестраиваясь на ходу.

– Возможно, ты прав. Только хотелось увидеть, как ты действительно намереваешься разделаться с этим человеком. Теперь я, в общем, знаю, как ты можешь это сделать. Когда ты заканчиваешь в «Виктории»?

– В середине октября – если меня не выгонят раньше.

– Великолепно! Уходи четырнадцатого октября для разнообразия. Хороший, чистый воздух выветрит, мой друг, все заблуждения из твоей головы. Гарантирую, что через какие-то четыре недели ты излечишься. А потом…

– Что потом?

– Потом я буду готова заняться тобой.

– Заняться мной?

– Комиссия предполагает перевести меня в Эдинбург – это пока что не официально, но практически решено. Я получу серьезное назначение со всеми привилегиями в больнице при Фонде Уоллеса. А также, – добавила она небрежно, – право на выбор коллеги для оказания мне помощи в патологоанатомических исследованиях.

Вид у него был мрачный, почти неприступный.

– Патанатомия! Это как погребальная плита… Боже! Я ненавижу это.

– Не говори глупостей! У меня есть свои люди в Комиссии. Возможно, я даже добуду тебе руководящее место. Начальник патологоанатомического отделения, в твоем возрасте – подумай об этом! И подумай, что об этом подумает Овертон!

– Черт возьми! Почему ты пробуждаешь во мне самое худшее? – возопил он.

– Потому что, дорогой старина Дункан, ты в значительной степени моя собственность, – мило улыбнулась она. – И сейчас больше, чем когда-либо.

– Ты самая эгоистичная, самая инфернальная женщина, которую я когда-либо встречал.

Она подавила зевок и посмотрела на часы:

– Да, в том, что касается науки, так оно и есть. И мы оба маршируем под этим знаменем. – Она бросила на него последний холодный взгляд. – Спи спокойно, бедный дровосек, дни твоей телячьей любви закончились.

На пути к двери она взяла пачку писем. Позже, вернувшись домой, она тщательно перевязала пачку и со странной улыбкой спрятала ее в ящик бюро.

Глава 35

Полный лихорадочных и противоречивых мыслей, бесконечно терзавших его сознание, Дункан дотянул до своей последней недели в больнице Виктории.

Погода стояла суровая, с внезапными метелями и жесткими бесснежными морозами, превратившими землю в железо. Однажды поздно вечером, когда он возвращался с последнего обхода, в его гостиной зазвонил телефон. Решив, что это запоздалый звонок от медсестры Грант, он привычно снял трубку.

Это была не сестра Грант. Голос доносился издалека, через мили междугородных проводов. Он вздрогнул, поняв, что это Джин Мердок.

– Я звоню из-за отца – он слег.

– Что с ним?

– Бронхит. У нас здесь снега по колено. Три ночи подряд отца вызывали в Страт, тогда он и простудился. Сильно. Он просто не хотел уступать болезни – но теперь пришлось.

– А как его работа?

– Это меня и беспокоит. Здесь много заболевших.

Он представил себе ситуацию в этом богом забытом Страт-Линтоне: больной доктор, заледенелая сельская местность, все кругом болеют.

– Ему нужна замена?

– Да, немедленно. Ты никого не знаешь? – Она поколебалась, а затем поспешно спросила: – О, Дункан, а ты не можешь сам приехать на неделю или две?

Он уже принял решение. Если бы не обида на Мердока, он бы сам предложил свою помощь, не дожидаясь, пока она попросит. Он быстро прикинул план действий. Он был уверен, что в такой чрезвычайной ситуации декан Инглис освободит его от этих последних нескольких дней в «Виктории».

– Во сколько отсюда отправляется последний автобус? – спросил он