раз и навсегда покончить с "жупелом" контроля над J. P. Morgan, 5 декабря 1941 г. Morgan Stanley погасил и аннулировал свои привилегированные акции. На этом формальные связи между двумя компаниями закончились, хотя множество нематериальных связей связывали их на протяжении десятилетий.

В этот момент кампания против Уолл-стрит перешла на более низкую передачу. Во время войны инвестиционно-банковский бизнес находился в состоянии покоя, поскольку Министерство финансов просило андеррайтеров воздержаться от новых выпусков облигаций, чтобы не конкурировать с государственными облигациями. Поэтому реформирование инвестиционно-банковской деятельности застопорилось вплоть до судебного процесса над Мединой в первые послевоенные годы. Тем временем, перейдя на партнерскую форму, Morgan Stanley отступил в мир "таинственности и достоинства", как позже назвал его судья Медина, как раз в то время, когда J. P. Morgan выходил на свет солнца.

После первоначального ворчания Джек Морган дружелюбно вписался в свою новую роль председателя совета директоров. "То, чего он ждал с отвращением, ему совсем не показалось неприятным", - сказал Рассел Леффингвелл. 31 января 1943 года Джек председательствовал на первом открытом собрании акционеров J. P. Morgan and Company, Inc. Это было приятное, осеннее время для него: война сняла обвинения в злодействе Нового курса, и все говорили, что Джек не выглядел таким счастливым с тех пор, как умерла Джесси, восемнадцать лет назад. Он с удовольствием нянчил своих английских детей войны и почти каждые выходные той осенью ходил на утиную охоту. Были и более мягкие занятия, в том числе новое хобби - фотографирование цветущей вишни и других цветов.

Мягкотелый и доброжелательный Джек был гораздо более заметен. Каждый вечер он останавливался поболтать с охранниками Пинкертона в Матиникок-Пойнт и благодарил их, когда они открывали ворота, охранявшие поместье. Играя в нарды с Джоном Дэвисом по пять центов за партию, он выигрывал и дразнил дворецкого Дэвиса, что тот вот-вот потеряет свою зарплату. Он наблюдал за мелкими деталями жизни. Каждое утро на одном и том же повороте дороги он пропускал молодого соседа, ехавшего на работу в противоположном направлении; когда тот проспал и они прошли дальше по дороге, чем обычно, Джек сатирически погрозил ему пальцем в знак упрека.

В конце февраля врачи дали Джеку положительное заключение перед отъездом на отдых во Флориду, на спокойную рыбалку на берегу Мексиканского залива. Однако в поезде до Бока-Гранде у него начались проблемы с сердцем, за которыми последовал мозговой инсульт. Его верный камердинер Бернард Стюарт сумел доставить его в арендованный коттедж в Gasparilla Inn, зимнем курорте на барьерном острове, и нью-йоркский кардиолог, доктор Генри С. Паттерсон, приехал, чтобы позаботиться о нем. Джек прожил менее двух недель. Он умер в коме 13 марта 1943 г., и его тело было доставлено на север в специальном пульмановском вагоне, прицепленном к линии Seaboard Line.

Даже в смерти Джека и Пьерпонта Моргана можно было провести жуткие параллели. Оба умерли в возрасте семидесяти пяти лет, и снова известие о смерти было задержано до закрытия фондового рынка, чтобы не нарушить курс акций. Последовавшие за этим объемные некрологи занимали целую полосу, как и положено главам государств. Газета New York Times отметила: "Частный банковский дом J.P. Morgan & Co. . занял такое положение в мире и такое место в международных финансовых делах, какого не достигал даже дом Ротшильдов в период своего наивысшего могущества". Газета назвала Джека последним финансовым титаном - то же самое они говорили о Пирпонте, - отметив, что впервые после ухода Джорджа Пибоди банк Morgan возглавил не Морган. Том Ламонт занял пост председателя правления.

Похороны Джека тоже напоминали похороны Пирпонта. Перед отпеванием в церкви Святого Георгия на площади Стайвесант он покоился в библиотеке Пьерпонта Моргана. В службе участвовал чернокожий баритон Гарри Берли, который пел на похоронах 1913 года. Над Нью-Йоркской фондовой биржей и Корнером вновь развевались полумачтовые флаги. Двенадцать сотен скорбящих, прибывших под проливным дождем, едва заметно отличались друг от друга: их торжественно провожали к своим местам директора двух банковских домов - J. P. Morgan and Company и Morgan Stan. P. Morgan and Company и Morgan Stanley. После кремации прах Джека был отправлен в Хартфорд для захоронения на кладбище Cedar Hill, рядом с могилами Пирпонта и Джуниуса.

В своем завещании Джек увековечил традицию щедрости Пьерпонта, в том числе создал трастовый фонд в размере 1 млн. долл. для своих престарелых домашних слуг. Генри Физик, тридцатичетырехлетний дворецкий Джека и человек, проявивший изобретательность во время покушения в 1915 году, получил 25 долларов; 000. Его сорокалетний секретарь Джон Экстен, нанятый еще девятнадцатилетним мальчиком, получил 50 000 долларов, как и Белль да Коста Грин. С патерналистским размахом, в стиле Пирпонта, Джек выдал шестимесячную зарплату тем, кто давно работает в банке, и трехмесячную тем, кто был принят на работу совсем недавно.

Как и после смерти отца, всех удивила относительная скромность состояния Джека - всего 16 млн. долл. до уплаты налогов и расходов, 4,6 млн. долл. после. Следуя традициям торгового банкинга, он оставил основную часть своего имущества сыновьям, Джуниусу и Гарри. Семьи его дочерей, Николсов и Пеннойеров, будут пользоваться престижем, но не таким большим состоянием, как фамилия Морган. За свою жизнь Джек передал примерно 35 млн. долларов, в том числе 15 млн. долларов Библиотеке Пьерпонта Моргана и 9 млн. долларов Метрополитен-музею. Его состояние было растрачено не только на филантропию. После смерти Джесси он сохранил фантастическую снисходительность: колоссальные яхты и царственные поместья.

Мнения о месте Джека в истории сразу же разделились. Очевидно, что его деловая карьера была личным триумфом. Когда он возглавил банк, на Уолл-стрит ходили слухи о том, что его считают неумехой. Однако при нем Дом Морганов приобрел могущество, превосходящее могущество банка при Джуниусе и даже при Пирпонте. Он приобрел необычайный размах на международной арене, завоевав в качестве клиентов правительства многих стран, министерства финансов и центральные банки и извлекая выгоду из слияния политики и финансов в эпоху дипломатии. Здание на Уолл, 23, теперь казалось не столько прокуренным клубом банкиров, сколько местом встречи мировой финансовой элиты. За некоторыми вопиющими исключениями, такими как выходка Ван Сверингена и скандал с Ричардом Уитни, Джек сохранил за банком репутацию честного и консервативного банка.

Кроме того, он создал отличную команду и позволил ее членам использовать все свои возможности. Он был хорошим "преемником", умеющим делегировать полномочия и бескорыстно радоваться подвигам своих партнеров. Если банк Моргана работал как хорошо смазанная машина и в нем не было внутренних конфликтов, то в этом была заслуга авторитетного