глаза и качал головой, словно ужасаясь. Потом встал и подошел к Мартону, да так близко, что Мартону стало не по себе, — к тому же смотреть теперь приходилось, закинув голову.

— Что вы делали на Лилейной улице, в доме номер шесть? — строго с расстановкой спросил начальник сыска. И вдруг выпалил единым духом прямо в лицо Мартону: — Кто там живет?

— На Лилейной? — Мартон напряг память, но, вспомнив, чуть не рассмеялся. «Вот идиот-то!..»

— Кто там живет? — спросил еще раз начальник сыска, уже чуть не животом касаясь подбородка Мартона.

— Старуха одна.

— Как ее зовут?

— Откуда я знаю!. — крикнул Мартон, раздраженный тем, что ему все время приходится задирать голову.

Начальник сыскного отделения отступил на два шага и закатил Мартону такую пощечину, что тот упал со стула.

Неуемный гнев вспыхнул в нем. Мозг, казалось, выключился и только один инстинкт искал себе выхода: сейчас он разломает все, убьет этого человека! Потом Мартон справился с собой и начал думать: «Но что мог натворить Пишта, почему с ним так расправляются. Выступал против войны. Так он был прав! Пишта был прав и в этом, и в другом, и во всем!.. Раз уж существуют такие звери…» «Скажи, Мартон, почему ты такой глупый, когда такой умный?» — вспомнилось ему. И у Мартона вдруг сжалось сердце. А что, если Пишта не успеет удрать? Только бы до полуночи не выяснилось, что он не Пишта, а еще бы лучше до утра…

— Встать!

Мартон с трудом приподнялся.

— Сесть.

Мартон не стал садиться.

— Вы что, пощечинами думаете добиться от меня чего-нибудь?

— Это, по-твоему, пощечина? — спросил, перейдя на «ты», начальник сыскного отделения. — Ты еще узнаешь, какие бывают пощечины, если и дальше будешь врать… А ну, отвечай, чертова кукла, по чьему поручению ходил ты в дома… — И, словно взбесившийся аппарат, выпалил он все семнадцать адресов. — По чьему поручению и что там делал?

— Я хотел снять меблированную комнату! — ответил Мартон, торжествующий и счастливый.

Начальник сыска даже посинел от злости — такой возмутительной насмешкой показались ему эти слова. Мальчишка издевается над ним.

Теперь он уже непритворно пришел в дикую ярость и заорал:

— Думаешь, я так и поверил этой ерунде?

— А я советую вам поверить…

— Советую?! — Начальник поднял опять руку, чтобы ударить Мартона, но юноша быстрым движением отвел удар.

— Не трогайте меня! Вы спросили, где я был и зачем? Я хотел снять меблированную комнату! И примите это к сведению! — звонко крикнул Мартон. — Поняли?

От неожиданности начальник сыска даже оторопел. Без звука подошел к письменному столу, позвонил и вызвал сыщика, который ждал за дверью.

— Вот вам предписание. Немедленно ступайте и проверьте, к кому и зачем ходил он в эти дома.

Сыщик ушел, а начальник уселся и неизвестно почему снова заговорил с Мартоном на «вы».

— Берегитесь! Ведь если выяснится, что наврали, так и знайте: вам крышка!..

Он взял в руки толстенную пачку и начал листать ее, бросая украдкой взгляды на Мартона: волнуется или нет? А Мартон сидел усталый. Тишина навевала сон, ему захотелось подремать, но теплое, смутное ощущение дремоты не приходило — он весь был охвачен тревожным ожиданием. Мартону мерещились какие-то видения. Перед глазами возник полицейский Янош Тот XVIII, потом директор реального училища, проститутка с улицы Мункаш и то, как она моется; полицейский участок на площади Кальмана Тисы, барон — главный редактор, тюрьма, где сидел отец, русины, папаша и дядя Илонки, Петер Чики, стоящий перед дулами винтовок. Мартон услышал даже, как грянул выстрел, и, испуганный, пробудился: какая-то книга упала на пол со стола начальника. Юноша снова погрузился в полусон. И перед глазами возник Пишта. Вот он удирает. Ему удалось удрать. Потом не удалось. Вот Пишта идет по улице, Сыщик ведет его в Главное полицейское управление.

Картины, неуловимо меняясь, кружились в голове у Мартона. По временам его словно толкали какие-то голоса и звуки, и он открывал глаза. Перед ним начальник сыскного отделения. Кто это такой?.. А это что такое? А вот и совсем другое… Раздается приказ — и Мартон раздевается догола, и его забирают в солдаты. Другой приказ — и его волокут в полицию. Приказ: в тюрьму. Приказ: и раздается залп… Потом пробегают опять минуты, и он видит Пишту в городском училище. Потом зима и снег, и снег, и Пишта тащит тележку, «Не буду я больше клячей!..»

— Который час? — сонно спросил Мартон, почти забывши, где он находится.

И услышал в ответ:

— Кого в полночь повесили, уже давно подох. И из-за таких паршивцев должен я здесь всю ночь торчать…

А «паршивца» охватило такое счастье, что он даже оживился на мгновенье. «Стало быть, уже два часа ночи, — подумал он, — а сыщик еще не вернулся. Беги, Пишта!.. Беги!..»

Но вот уже и рассвет забрезжил, а сыщик все не возвращался. Лицо начальника сыска выражало негодование. Он откинулся на стуле, пытаясь задремать.

Наступило утро. С улицы послышался стук каблуков, какие-то голоса. Наконец явился сыщик: вид у него был жалкий. Он доложил, что обошел все семнадцать улиц (второй раз за эту ночь) и выяснил, что задержанный в самом деле пытался снять меблированную комнату.

— Но все это очень подозрительно, господин начальник, ведь до сих пор-то он жил дома. В некоторых квартирах сообщал уже вовсе смехотворную версию: мол, жениться хочет… Так что, господин начальник, разрешите на все это обратить ваше достопочтенное внимание.

Начальник сыскного отделения только что не вытолкал сыщика.

— Позвольте домой пойти?

— Нет, — уже назло сыщику ответил он и крикнул заснявшему вдруг от радости Мартону: — Вы знаете Петера Чики?

По лицу юноши прошла судорога.

— Знал. Он был моим лучшим другом.

— Вот как? Хорошо!.. Хорошо!.. Так кто же отвез ему прокламации в Пулу?

— Этого я не знаю.

— Что ж, устроим вам очную ставку.

— Но ведь его казнили!

— А вы уже обрадовались, что свидетеля нет в живых?

— Это я-то, я обрадовался?..

— Молчать! Сейчас устроим очную ставку. Только ни звука, пока я не разрешу.

— Очную ставку? — в неистовом волнении крикнул Мартон. — Так он жив? Петер жив!.. — У Мартона закружилась голова, пришлось ухватиться за письменный стол. — Скажите, пожалуйста, скажите, значит, его не приговорили к смерти?

— Молчать!

Начальник позвонил и приказал ввести Петера Чики. Воцарилась напряженная тишина. В дверях появился Петер, побритый наголо, измученный.

— Иштван Фицек признался во всем, — начал было начальник сыска, но Мартон перебил его.

— Петер! — крикнул с восторгом.

— Мартон!

— Петер! Петерка мой!.. Так, значит, ты жив?!

— Еще как! И помирать не собираюсь. Так что будь спокоен,