И снова была череда летних посетителей. Гвен О'Шонесси приехала с сыном и дочерью, Кэтрин чуть старше Ричарда, с которым маленький мальчик собирал горох и воровал клубнику: шестилетней племяннице Оруэлл показался "тихим, добродушным человеком", которого отличали хриплый голос и огромный рост, такой высокий ("вечно поднимается"), что ей приходилось выгибать шею, чтобы увидеть его лицо. Инес Холден приехала в середине августа со своей кошкой Эзой, которая наводила хаос среди островных томов, удивленная тем, что ей понадобилось сорок восемь часов, чтобы преодолеть путь до Шотландии, в то время как Мулк Радж Ананд сумел добраться из Индии в Лондон за вдвое меньшее время. Дневниковый отчет Инес о ее пребывании на Юре полон впечатляющих деталей: "приятное ощущение отдаленности и безразличия", Ричард ("милый маленький мальчик четырех лет"), болтающий без умолку в том, что иногда превращалось в странный и непонятный монолог ("Мел для двигателя. Нет, ты делаешь один, ты мелишь двигатель"). С момента своего прибытия в Барнхилл, после того как Робин Флетчер отвез ее из Крейгауза в Ардлуссу, а затем последние семь миль переправил Билл Данн и еще один работник фермы Флетчера, она ощутила "атмосферу безвременья, как будто даты и встречи не имели значения". Есть рассказы о разговорах с Оруэллом и Рисом о Мальро, сплетни о ее инаморате Хью Слейтере ("Джордж сказал, что Х. послал ему двадцать пять фунтов, которые он ему должен, а чек не прошел"), но ничто не указывает на то, что состояние ее хозяина является чем-то необычным.

Наступила осень. Инес и О'Шонесси вернулись в Лондон, оставив Барнхилл писателю, сестре и сыну. Пора было возобновлять работу. Он не совсем смог заставить себя следовать указаниям Варбурга - в "Комментариях" было длинное эссе о первых трех годах лейбористского правительства, в котором говорилось, что администрация Эттли занимает сильную позицию, но при этом ей необходимо уделять больше времени объяснению того, что она делает, "чтобы средний человек, который терпел войну в смутной надежде, что она может привести к чему-то лучшему, мог понять, почему он должен терпеть перегрузки и дискомфорт еще долгие годы без какой-либо немедленной компенсации, кроме увеличения социального равенства". Но в целом он вел сидячий образ жизни, проводил большую часть времени в своей спальне и работал над своими ревизиями. Первые несколько недель все шло по плану. В начале сентября он мог сказать Варбургу, что закончил примерно половину работы и что его здоровье не подводит. А затем, таинственным образом, что-то пошло не так.

Семена внезапного упадка Оруэлла, похоже, были посеяны в середине сентября, во время поездки в Хэйрмирес, чтобы пройти рентген и обследование. Брюс Дик признался, что доволен результатами, но Оруэлл, вернувшись в Барнхилл, знал, как он сказал Дэвиду Астору 9 октября, что "путешествие расстроило меня. Любая поездка, кажется, делает это". И снова объяснение заключалось в том, что он недостаточно заботился о себе: по словам Варбурга, он не забронировал номер в Глазго в то время, когда все отели были переполнены, и ему пришлось кочевать из одного заведения в другое с тяжелой сумкой. Это немедленно сказалось на его здоровье. 16 сентября, незадолго до возвращения в Юру, он признался, что чувствует себя "очень плохо, температура около 101 каждый вечер". После этого записи в дневнике становятся все более зловещими: "Нездоров, лежал в постели" (8 октября); "Боли в боку очень сильные" (13 октября); "Боли в боку очень сильные по и после" (16 октября). В новостях, отправленных Астору, он изобразил мужественное лицо ("Сейчас мне немного лучше"), но в письме Саймонсу от конца октября признается, что "последний месяц снова был очень плох". Неделю спустя он пишет, что "чувствовал себя очень плохо днем и вечером, несомненно, в результате прогулки". К этому времени любая физическая активность истощала его. Он сказал Саймонсу, что даже полмили пройти пешком - это его расстраивает. Энтони Пауэлл, две недели спустя, получил рекомендацию, что он не может даже "выдернуть сорняк в саду".

Все это оказало психологическое воздействие, которое в некоторых отношениях было таким же изнурительным, как и сама болезнь. Он знал, что ему плохо и становится хуже, что благоразумный человек просто отложил бы перо, обратился за советом к врачу и подождал, пока ему станет лучше. Отчаянно пытаясь завершить правки к сроку, назначенному Варбургом, он подозревал, что срезает углы, не уделяя книге тех недель терпеливого труда, которых требовала такая задача. Ужасно думать, что он "возился" с рукописью полтора года, сказал он Пауэллу, "и теперь это ужасный беспорядок, хорошая идея испорчена, но, конечно, я был серьезно болен 7 или 8 месяцев из этого времени". В письме Варбургу в конце октября он утверждал, что намерен "закончить книгу D.V. [Deo volente - т.е. "с Божьей помощью"] в начале следующего месяца". Он колебался над названием, объяснял он, и не мог выбрать между "Девятнадцатью восемьюдесятью четырьмя" и "Последним человеком в Европе". В то же время он знал, что его работа еще далека от завершения. Из груды исписанных страниц нужно было извлечь окончательный вариант, и, как он сказал Варбургу, "я скорее боюсь печатать его, потому что это очень неудобно делать в постели, где мне все равно приходится проводить половину времени".

Что нужно было делать? Не было смысла отсылать рукопись Миранде Кристен на Кэнонбери-сквер, "потому что она в слишком большом беспорядке, чтобы быть понятной, если только я не буду там, чтобы расшифровать ее". Работа должна была быть сделана на месте, в Барнхилле, в кратчайшие сроки и под строгим контролем Оруэлла. В течение двух недель заинтересованные стороны - Мур, Варбург, Сенхаус - пытались найти машинистку, которая была бы готова выдержать мучительное путешествие туда и обратно на Юру и провести две недели на острове, приводя книгу в порядок. Сенхаус обратился к своей племяннице с просьбой найти подходящую кандидатуру, представив ее как "эффективную девушку, которая знает большинство людей в Эдинбурге, или, во всяком случае, как найти нужного человека для данной цели"; Мур предложил двух возможных кандидатов, но не решался подписать их до того, как эффективная девушка сообщит о своем решении. В конце концов, несмотря на большое количество звонков и срочной переписки, желающих не нашлось. Эту "грязную работу", как Оруэлл описал ее Пауэллу, должен был выполнить сам автор.

Некоторые критики, ужаснувшись испытанию, через которое Оруэллу предстояло пройти, обнаружили в событиях следующих трех недель своего рода фатализм: В этот период, когда