не спешат возвращаться, и большая часть толпы переходит дорогу и бредет по проулку в «Сороку и пень», чтобы пообедать и чем-нибудь этот обед запить. К часу дня древние половицы паба стонут и скрипят. Наконец, без семи минут три, по большому вестибюлю Олд-Бейли пробегает шепоток, и какая-то добрая душа бежит с вестью в паб, и шепоток переходит в крик: «Они возвращаются!»

xxv

Зал заседаний номер один быстро заполняется, а когда сидячих мест уже нет, люди набиваются во все уголки и закоулки, как на основном уровне, так и наверху, на галерке, где уже и без того тесно. Зрители цепляются за дверные косяки и присаживаются на корточки между рядами. Они слегка загораживают нам обзор, но разве их можно винить? Даже матрона-медсестра, бдящая на посту в вестибюле, где неукоснительно приглядывала за подопечными, позволяет себе придвинуться поближе к дверям, чтобы все слышать. Мы сторонимся, освобождая для нее место.

Двенадцать мужчин и женщин появляются из двери в обитой дубовыми панелями стене и цепочкой идут через весь зал суда. У каждого в руках оранжево-белая книга в бумажной обложке. Судебный пристав и секретарь суда доводят присяжных до места и, когда те усаживаются, проверяют их имена, чтобы убедиться: это именно те люди, которые ранее встали со скамьи присяжных. У них вроде бы бодрый вид, но это само по себе ничего не значит.

Арестованного, сэра Аллена Лейна, просят встать.

Секретарь суда спрашивает старосту присяжных, пришли ли они к единодушному решению.

– Да, – отвечает староста.

– Виновен или невиновен?

Ник на галерке крепко обнимает Дину за плечи.

Она сжимает камень-глаз.

Роз вцепляется в рукоятку трости.

Сэр Аллен Лейн, пятидесяти восьми лет, стоит с прямой спиной возле стола солиситоров. Он безо всякого выражения смотрит перед собой, но на лысеющем черепе проступил пот, а руки за спиной сцеплены так, что побелели костяшки.

– Невиновен, – отвечает староста.

Зал ахает, а потом из задних рядов раздается взрыв аплодисментов.

– Тишина! – рявкает судебный пристав.

– И к такому выводу пришли вы все? – уточняет секретарь.

– Да.

Сэр Аллен Лейн склоняет голову в невыразимом облегчении.

Мистер Джеральд Гардинер немедленно просит разрешения обратиться к господину судье Бирну по поводу неимоверных судебных издержек, понесенных его клиентом, издательством «Пингвин букс». Это огромная сумма, 13 000 фунтов стерлингов, и он предлагает, чтобы существенную часть ее взяла на себя возбудившая дело государственная прокуратура.

Леди Бирн смотрит на мистера Гардинера так, словно он только что потребовал себе в собственность ее фамильное серебро.

Судья загадочно улыбается и перекладывает бумаги у себя на столе:

– Я больше ничего не скажу. Я не буду выносить решение по поводу судебных издержек.

И тут начинается.

Сначала ослепительно-белая очистительная вспышка – мертвенный свет, подчеркивающий черты потрясенных, беззащитных лиц всех собравшихся сегодня в зале заседаний номер один. Электрические лампы жужжат и умирают. Над головой слышится странный звук. Зрительница с галерки первой понимает, что это. Она, запинаясь, указывает наверх, словно на нее падает небо, и валится со стула.

Огромный световой люк зала заседаний номер один трескается.

Лондонский дождь переходит в ливень стеклянных осколков.

Люди пытаются защитить головы руками. Кое-кто раскрывает зонтики, но их немедленно разносит в клочья движение воздуха, вызванное взрывом. Стены зала суда, отделанные дубом, уседают на несколько дюймов. Порыв ветра уносит шляпы и парики. Этому рад только Джереми Хатчинсон.

Вихрь подхватывает и камень-глаз, зажатый в кулаке у Дины, и парчовую наволочку леди Бирн, и письма Роз.

Майкл Рубинштейн остается без трубки. По полу у наших ног прокатывается меховая шляпка Ребекки Уэст.

Зал заседаний номер один ополчился сам на себя. Ударные волны проходят по нему, сотрясая места для свидетелей, судейский стол и пустую скамью подсудимых. Деревянные гвозди вылетают из стен, и дубовые панели рушатся. Меч правосудия с лязгом падает на пол, а пол прямо у нас на глазах раскалывается пополам и вздымается могучей волной строительного леса. Галерка стонет. Корпус корабля – скамьи подсудимых – раскололся пополам.

Глядите, как бы я не порушил ваше самомнение,

Все это помпезное здание запретов и предписаний,

Ваши привередливые небеса

Одним махом348.

Лица присяжных – обеспеченной дамы, покорившегося чужому мнению старосты, похожей на учительницу женщины, очкастых мужчин средних лет – захвачены буйством грохота и света, как бурей на море. Присяжные, кажется, растут, подпитываясь энергией вспышки, – они уже больше натуральной величины, когда будущее вырывается на свободу из здания прошлого. Какие силы выпустили они на волю?

Принадлежащие присяжным экземпляры освобожденной книги тоже не остаются невредимыми. Обложки лопаются, и страницы сотнями взлетают на ураганном ветру. Они поднимаются стаями птиц, вылетают в расселину, через которую льется тускнеющий свет ноябрьского дня, туда, где падчерица изгнанника, миссис Барбара Барр – Барби – стоит на крыльце своего дома в Стрейтеме, районе Лондона, и отвечает на вопросы журналистов. Они спрашивают, каково ее мнение по поводу решения присяжных. Ее отчим уже тридцать лет как мертв. Ее мать Фрида умерла четыре года назад. Барби вглядывается в темноту южного Лондона, следя глазами, как ярко освещенные чайки парят над унылыми крышами.

– У меня такое чувство, – говорит она, – как будто окно распахнули и свежий ветер продувает насквозь всю Британию349.

xxvi

Не прошло и часа после вынесения вердикта, как первые экземпляры романа спешно доставляют в книжный магазин на Лестер-сквер, где уже собралась очередь возбужденных любителей литературы. К пяти часам хвост вытягивается через всю площадь. То же самое творится у магазина Хэтчарда на Пикадилли. Начинается спешка: скорее извлечь книги со склада и передать в руки народу.

3 ноября 1960 г.

Дорогая Дина!

Вы были великолепны на всем протяжении этого, несомненно, тяжелейшего испытания. Тысячи искренних благодарностей от нас всех, и прошу вас также поблагодарить вашу матушку и отца за наше с вами знакомство.

Прошу сообщить мне сумму издержек, понесенных вами в связи с участием в процессе, и я выпишу вам чек для компенсации.

Надеюсь, что мы вскоре увидимся снова.

Искренне Ваш,

Майкл Рубинштейн350

3 НОЯБРЯ: «НЕВИННАЯ» ЛЕДИ Ч. ИДЕТ НАРАСХВАТ!

Огромная куча из 200 000 нетолстых книжек, томящихся на мрачном складе возле лондонского аэропорта, сегодня начнет убывать: «Любовник леди Чаттерли» (вместе со всеми матерными словами и прочим) отправляется в магазины. Суд присяжных, состоявший из трех женщин и девяти мужчин, вчера вынес вердикт, в соответствии с которым роман покойного Д. Г. Лоуренса пригоден к публикации как произведение литературного мастерства