корнями уходящих еще в царские времена… Это урегулирование нас не вполне удовлетворяло, но все-таки это было урегулирование, которое открывало дорогу для нормализации политических и экономических отношений между обеими странами в будущем»[1715].

Джеймс Рамси Макдональд. 1920-е. [Из открытых источников]

Правительство лейбористов предложило создать англо-советскую комиссию, за что с готовностью ухватились в Москве. И здесь снова, как черт из табакерки, возник Красин. Леонид Борисович расценил это как хорошую возможность возобновить вопрос о британских кредитах, чего, понятно, не могло быть без хоть какой-то видимости урегулирования по-прежнему остро стоящей проблемы задолженностей по старым обязательствам России и выплаты компенсаций британским компаниям и подданным.

Казалось бы, вот место для Леонида Борисовича — гуру в этих вопросах. Но в апреле 1924 г. делегацию по урегулированию возглавлял Раковский. Рядом с ним Шейнман, торгпред в Берлине Б. С. Стомоняков и член ЦИК А. А. Иоффе[1716]. Как видим, люди известные, хотя и не очень сведущие в лондонских лабиринтах. А о Красине вновь благополучно «забыли», хотя он непосредственно участвовал в разработке плана переговоров[1717]. С британской стороны основную партию вел первая скрипка кабинета А. Понсонби. Поскольку Макдональд, напомню, занимал и пост министра иностранных дел, то все бремя переговоров легло на его заместителя. Комиссия начала заседания с 16 апреля (всего состоялось 11 пленарных заседаний).

Христиан Георгиевич Раковский. 1922. [РГАСПИ. Ф. 491. Оп. 2. Д. 199]

Но начало работы комиссии омрачило появление в прессе 14 апреля 1924 г. «Меморандума банкиров», который подписали директора всех крупнейших банков Великобритании. Банкиры требовали признания всех государственных и частных долгов, «справедливого соглашения о реституции частной собственности», национализированной большевиками, отмены декрета о национализации промышленности и банков[1718]. Этот демарш сразу накалил обстановку вокруг переговоров.

Советская сторона, демонстрируя решительную глухоту, придерживалась стандартной линии — признать госдолги при условии получения соответствующего кредита и при этом демонстративно игнорировать бывших собственников национализированного в СССР имущества, противопоставляя им претензии советского правительства и частных лиц по интервенции. А зверств те же англичане совершили на Русском Севере достаточно. Одни концлагеря чего стоят! Безусловно, это очень упрощенный подход, но это и не объект нашего исследования.

30 июля 1924 г. Политбюро рассмотрело проект договора с Великобританией и приняло ряд поправок к нему, поскольку предложения противной стороны носили весьма жесткий характер, требуя предоставления «справедливой и эффективной компенсации» бывшим собственникам национализированных предприятий на территории СССР, принадлежавших до октября 1917 г. подданным британской короны. Также Лондон накладывал многочисленные ограничения на использование кредита, в котором нуждалась советская сторона, обязывая производить закупки только в Великобритании, а сам заем дополнительно обеспечить предоставлением специального «залога»[1719]. Фактически предлагалась схема, которую англичане столь успешно культивировали в отношениях с царским правительством. Правда, появилось и нечто оригинальное: англичане предъявили претензии на 800 тыс. ф. ст. в качестве компенсации ущерба «британским подданным, подвергшимся тюремному заключению либо другим формам преследования личности» от советских властей. Всего же их претензии достигали суммы в 39 млн ф. ст.

Конечно, Москва не могла пойти на такие условия. И личность Раковского как переговорщика вызывала все больше вопросов. Судя по письмам к жене, Красин тоже не сидел без дела, способствуя созданию в Москве впечатления, что Раковский уж слишком гуттаперчевый и чрезмерно поддается нажиму англичан, недостаточно твердо отстаивая советскую позицию. Одним словом, Красин в борьбе за желанное кресло вел себя в отношении конкурента точно так, как в свое время Литвинов в отношении него. Он жадно ловил каждый слух о возможном вызове Раковского «сюда», т. е. в Москву. «Раковский, как кажется, зашел слишком далеко в своей уступчивости, и я не знаю, как ему удастся согласовать обещание с тем, на что может пойти Москва», — писал он жене еще в июне 1924 г. из советской столицы[1720]. Возможно, Красина задевало и то, что Раковский получил указание вернуться к вопросу заключения нового, переработанного в Москве концессионного соглашения с Уркартом. А уж этого Леонид Борисович не мог ему простить вдвойне, хотя и откровенно насмехался над наивностью тех, кто надеялся, будто столь опытный бизнесмен пойдет на заведомо невыгодные для себя условия. И хотя это еще не конец истории с провалом концессии, предвидение Красина сбылось.

Однако срыв конференции был невыгоден и опасен и для правительства Макдональда, которое предпочло поторопиться и закрыть щекотливый вопрос. 8 августа 1924 г. Советский Союз и Великобритания подписали соглашение об урегулировании, а точнее два договора — общий и отдельно торговый[1721]. По этому второму договору и следовало договориться (простите за каламбур) как можно скорее.

Уже 21 августа 1924 г. Политбюро принимает решение, хотя и с оговорками, оплатить претензии держателей старых займов России и компенсировать в размере 2/3 стоимость национализированной собственности британских подданных. Однако все это станет возможным только при условии предоставления Лондоном нового займа СССР в 40 млн ф. ст. Причем Москва готова помахать пленительной морковкой, пообещав 60 % этой суммы направить на заказы британской промышленности. А вот судьба остальных денег не должна никак интересовать власти королевства, ибо их предполагается получить наличными.

Но большевики бы не были большевиками, если бы при этом не попытались найти место, в которое можно чувствительно толкануть Лондон. Одновременно Политбюро потребовало от Раковского «выяснить точный размер капитала СССР, находящегося в английских банках». И Раковский «выяснил»: 60 млн ф. ст. Откуда он взял эти ошеломляющие цифры — остается загадкой. Англичане, да и то неофициально, признавали всего 4,5 млн ф. ст. и только в банке Берингов[1722]. Такой ответ откровенно разочаровал Кремль. Притом разочаровали не столько цифры, сколько сам Раковский, помимо обязанностей посла исполнявший к тому же и роль торгпреда. Поползли слухи, что ему в Лондоне осталось царствовать недолго: подыскивают замену…

Но здесь, как нельзя кстати, подоспела публикация в издаваемой коммунистической партией газете «Уоркерс уикли» материала с призывом к военнослужащим не стрелять в бастующих рабочих и обратить свое оружие против угнетателей (т. н. дело Кэмпбелла[1723]). А тут еще появившееся в «Дейли мейл» в аккурат за четыре дня до выборов т. н. письмо Зиновьева от 15 сентября 1924 г., в котором глава Коминтерна[1724] призывал… ну пусть якобы британских коммунистов активизировать подрывную работу в армии и на флоте. И хоть сегодня большинство исследователей сходятся во мнении, что здесь без МИ-5 не обошлось и это фейк, но дело было сделано. В результате на выборах 25 октября 1924 г. лейбористы потерпели сокрушительное поражение.

Что интересно, в Москве срочно, на уровне все того же Политбюро, стали прорабатывать