даже если он столь же критичен к политике врагов Израиля, важно будет больше подчеркнуть свою обеспокоенность израильской политикой, которая ставит под угрозу спасение и образ тех, кого она должна представлять[1371].

Если верить многочисленным речам, продолжает далее Деррида, «следовало бы чувствовать себя виновным или презумптивно виновным, как только прошепчешь малейшее сомнение по поводу израильской политики… или даже определенного союза такой-то американской политики и такой-то политики израильской».

Виновным по крайней мере в четырех грехах: антиизраилизме, антисионизме, антисемитизме, юдофобии (понятие, недавно ставшее, как тебе известно, модным, о котором следовало бы многое сказать), не говоря уже о так называемом утробном антиамериканизме…

Но я скажу нет, нет, нет и еще раз нет! Четыре нет. Вот что я, собственно, хотел тебе сказать, и для этого я тебе написал. Чтобы сказать тебе о своей тревоге и по-дружески тебя попросить, чтобы «позиция» или «стратегия» Temps modernes не становилась такой… Если и существуют какие-то методы тоталитарного устрашения, то, собственно, это они и есть, в этой попытке заткнуть рот всякому критическому анализу израильской и американской политики… я хочу иметь возможность заняться этим критическим анализом, в чем-то его усложнить, в чем-то уточнить, как-то радикализировать, но без малейшей юдофобии, без малейшего антиамериканизма и, должен ли я еще говорить об этом, без малейшего антисемитизма.

Дорогой Клод, я бы написал тебе это из сознания и долга дружбы, рискуя обмануться, даже если бы я один так думал. Но я уверен, ты знаешь, я лишь напомню об этом, что я не один и, возможно, даже не один из твоих друзей и почитателей[1372].

На конференции, которая прошла после смерти Деррида, Ален Бадью прекрасно подытожил линию поведения Деррида в политической сфере. Как он объяснил, Деррида, верный своему собственному философскому жесту, никогда не порывал с желанием демонтировать оппозиции, образовавшиеся слишком давно, «рассекретить секретные дела»: «В оппозиции араб/еврей, в палестинском конфликте Деррида занимал позицию, требующую деконструировать дуальность». Еще более важно, по Бадью, то, что

Деррида во всех вопросах, которыми он занимался, показал себя в качестве, я бы сказал, смелого мирного человека. Он был смел, поскольку всегда требуется больше смелости, чтобы не вступать в то разделение, которое уже образовано. И был при этом мирным человеком, поскольку выделение того, что исключает себя из этой оппозиции, является в целом путем к миру[1373].

Осенью 2001 года политика настигает Деррида в другой сфере. Хотя автор «Призраков Маркса» не колеблясь заявляет на публичной сцене о своих сложных позициях, он всегда был крайне озабочен своим образом и тщательно избегал всего, что могло бы ему повредить. Важной для Деррида темой является тайна. Он видит в ней одну из основ демократии, что он объяснил в интервью Маурицио Феррарису. Эту работу, так и не вышедшую на французском, он даже назвал «Вкус к тайне»:

У меня есть вкус к тайне, и это, очевидно, связано с непринадлежностью. Я интуитивно опасаюсь, страшусь политического пространства, например публичного пространства, в котором не было бы места для тайны. С моей точки зрения, демократия тут же станет тоталитарной, если потребовать от каждого, чтобы он все выложил на публичном месте и чтобы в тайниках души у него ничего не оставалось… Если не сохраняется право на тайну, значит, мы уже в тоталитарном пространстве[1374].

Президентская кампания 2002 года многие вещи поставит с ног на голову, смешав публичную сферу с частной так, что он просто потеряет над ними контроль. Конечно, в 1995 году Лионель Жоспен уже был кандидатом от левых, и Деррида даже принимал участие в работе его комитета поддержки. Но кампания оказалась короткой, а Сильвиан Агасински оставалась в тени. С 1997 года Лионель Жоспен занимает пост премьер-министра, что, очевидно, привлекло внимание и к его супруге. С осени 2001 года Деррида особенно остро страдает от того, что его историю с Сильвиан и Даниэлем изложили во всех подробностях в двух биографиях Жоспена, значительные выдержки из которых публикуются в прессе: одну написал Серж Раффи, другую – Клод Асколович.

Для Деррида невыносимо то, что его историю все больше уподобляют какому-то зауряднейшему фотороману. В книге Сержа Раффи его изобразили в качестве «звезды французского университета 1970-х годов», «главного соперника Жака Лакана»:

Деррида в те времена – своего рода Ричард Гир, к тому же выходец из Средиземноморья, весь в дипломах. Он красив, блестящ, но он женат. У Сильвиан тем не менее с ним большая любовь, которая, как она знает, ни к чему не приведет. Она принимает это. Она современная свободная женщина. В 1980 году [sic] она рожает Даниэля, его сына. Как в песне Жана-Жака Гольдмана, «у нее ребенок у одной». И это она тоже принимает. Любовь смеется над общепринятыми правилами[1375].

Рассказ Клода Асколовича если и сдержаннее, то ненамного. Сильвиан Агасински описывается как «агреже по философии, учившая жизнь не только по учебникам», а Лионель Жоспен – как «Тарзан, возмещающий ущерб, который этой женщине могла причинить сама жизнь, чего она не заслуживала». Автор говорит о молодости Сильвиан, когда «она сотрудничает с журналом Tel Quel, созданным и руководимым Филиппом Соллерсом»:

Наконец, она вступает в связь с Жаком Деррида. Великий философ. Великий мыслитель. Великий левак. Но у великих людей свои резоны. Сильвиан беременна. Деррида не может этого принять. Он не хочет иметь тайную семью. Это его право. Она же хочет ребенка. Это ее выбор. Отказаться от беременности значило бы отказаться от жизни, замкнуться в мире, в котором она зависела бы исключительно от выбора других. Сильвиан растит ребенка в одиночку. Она мать-холостячка, мама маленького Даниэля, чьим воспитанием она занимается самостоятельно[1376].

Деррида разрывается между гневом и отчаянием. Он не понимает, как Сильвиан могла поведать широкой публике, что именно он является отцом Даниэля. На самом деле ей даже не нужно было делать таких признаний. Людей, которые были в курсе, достаточно, чтобы газета Le Figaro, когда прошел слух о выдвижении Лионеля Жоспена, впервые написала об этом в своих колонках, не задавая вообще никаких вопросов Сильвиан. Она не опровергла это и не комментировала. Так или иначе, Деррида, всегда не доверявший прессе, не желает соглашаться с условностями, которые ограничивают поведение супруги премьер-министра, ставшего кандидатом на пост президента республики.

20 февраля 2002 года заявление о выдвижении кандидатуры Лионеля Жоспена поступает в новостные агентства по факсу, отправленному из