— Я вовсе не против того, что Чжэнчунь берет на себя ответственность за былые прелюбодеяния, — медленно проговорила Цинь Хунмянь. — Знакомство с тобой, сестра Синчжу, было приятным, а история твоих утерянных дочерей заставила мое сердце болеть — как мать, я прекрасно тебя понимаю. Но не кажется ли вам, сестрицы, что связи с девами много младше него — дело недостойное и предосудительное не только для наследного принца, но и для любого другого мужчины? — женщины ответили разнообразными выражениями согласия. Осуждающих взглядов, скрестившихся на Дуань Чжэнчуне, прибавилось. Тот затравленно огляделся, утратив большую часть своего спокойствия.

— Пока вы обсуждаете меня и мои ошибки, жизнь невинной девы подвергается все большей опасности, — попытался сменить тему он. — Может, сперва спасём ее, а после — побеседуем об этом?

— Не думаю, что эта малолетняя негодяйка так уж невиновна, — Дао Байфэн бросила на озерную гладь сомневающийся взгляд. — Мне она кажется опасной и коварной. В юном возрасте, она уже неплохо применяет тайное оружие, и даже сумела расправиться с таким опытным воином, как Ваньли. Что скажешь насчёт этого ты, Хунмянь? Может ли дева-странница, изучающая столь подлые приемы, быть честной и добродетельной?

— Все может быть, — спокойно ответила Цинь Хунмянь. — Зло — не в оружии, а в сердце держащих его. Но именно сердце этой А Цзы вызывает у меня сомнения. Она без причины затеяла ссору, а после — драку, да и на удар Чжэнчуня ответила своим, много более жестоким: ее иглы, скорее всего, отравлены. Человек, настолько склонный к насилию, не может быть добрым.

— Именно так, — согласилась Жуань Синчжу. — Стоит ли мне помогать дурному человеку, в столь юном возрасте уже идущему неправедным путем?

— Юй-эр! — отчаявшийся Дуань Чжэнчунь обратился к приемному сыну. — Хоть ты мне помоги! Уговори свою мать и тетушек!

— Все подчиняется кармическому циклу, папа, — уныло отозвался юноша, не отрывая грустного взгляда от горизонта. — Если кому-то суждено погибнуть, он погибнет, если же нет — спасётся, — далиский наследный принц недовольно скривился было, но его лицо тут же прояснилось.

— Будда заповедал нам быть милосердными, и ценить всякую жизнь, — с новым воодушевлением заговорил он. — Спасая эту девицу, ты совершишь благое деяние, Синчжу. К тому же, она совсем юна, и ещё может встать на путь исправления. Хорошо ли отбирать у нее эту возможность?

— Я — невеликая почитательница будд и бодхисаттв, — с сомнением ответила Жуань Синчжу. — И никогда особо не следовала их заветам. Но, может быть, ты прав, и эта глупая девчонка ещё исправится. Ладно, так уж и быть, вытащу ее.

Она неспешно поднялась на ноги, и прошествовала к краю террасы. Там, женщина сделала небрежный жест в сторону озера, и из ее широкого рукава выметнулась длинная белая лента. Плавно изогнувшись в воздухе, полоса ткани без всплеска вонзилась в спокойные воды озера, и вскоре вырвалась наружу, с шумом и брызгами вынося с собой неподвижное тело в пурпуром шелковом халате.

— Помоги ей, Даньчэнь, — распорядился принц, когда необычная техника Жуань Синчжу опустила незадачливую забияку на террасу. Телохранитель-ученый, коротко кивнув, склонился над девушкой. — Сыгуй, погляди, как там Ваньли.

— Я здесь, господин, — отозвался младший из телохранителей. Опираясь на шест, он взошел по склону озёрного берега, поднялся на тропу, и вскоре присоединился к остальным. — В воде, сеть размокла и ослабла, и мне удалось выпутаться, — ободранный, потрёпанный, и тяжело дышащий, Чу Ваньли, тем не менее, глядел достаточно бодро.

— Вот и хорошо, — успокоенно отозвался Дуань Чжэнчунь. — Что с нашей спасенной, Даньчэнь?

Вся компания, кроме печалящегося Дуань Юя и бдящих телохранителей, собралась вокруг неподвижной девушки. Чжу Даньчэнь, тем временем, уложил ее грудью на свое колено, и сильно надавил ей на спину. Изо рта А Цзы лениво вытекла струйка грязной воды. Вновь устроив девушку на досках террасы, хлопочущий вокруг неё телохранитель нажал на акупунктурную точку под носом спасенной, пытаясь пробудить ее от беспамятства. А Цзы не шевелилась.

— Ну-ка, посторонитесь, — Цинь Хунмянь протолкалась поближе, и поднесла к ноздрям девушки клинок одного из своих коротких мечей, плоской стороной. Продержав там оружие несколько мгновений, она внимательно вгляделась в него, и покачала головой.

— Не дышит, — заключила женщина. — Прискорбно, что ее жизнь прервалась в столь юном возрасте, но причиной смерти этой девицы стали ее же наглость и глупость. Нужно позаботиться о теле, сестра Синчжу. Позовешь своих слуг?

— Да, конечно, — отозвалась хозяйка усадьбы, с непонятным выражением лица разглядывая утопленницу. — Вот только… — шагнув ближе к неподвижному телу, она сдвинула в сторону отворот мокрого халата А Цзы и пораженно охнула. Взглядам присутствующих открылся причудливый застарелый шрам, при внимательном рассмотрении напоминающий иероглиф.

— Странно, — промолвил далиский наследный принц. — Почему на ее коже вырезана моя фамилия?

— Потому, что ты — ее отец, — слабым голосом ответила Жуань Синчжу. Слезы текли из ее глаз, медленно, но неудержимо. — Это несчастное дитя — одна из моих дочерей, разлученных со мной годы назад. Я сама нанесла этот символ на ее кожу, — тут же, без задержки, она перешла на крик:

— Дуань Чжэнчунь! Ты, своими руками, убил нашу дочь! — ее доброжелательное лицо сейчас выражало лишь ярость, искривившись маской гнева. — Я не желаю тебя больше видеть, ты, бессердечный мерзавец! Убирайся из моего дома, сейчас же!

— Но я… — потерянно захлопал глазами мужчина. С неверящим видом, он оглядел свои руки, и с горестным стоном взялся за лоб.

— О великое небо, за что ты наказываешь меня так строго? — выдавил он сквозь сжатые зубы. Окружающие — как женщины, так и телохранители, — глядели на него с растерянным сожалением.

— За все твои грехи, негодный принц! — раздался громогласный вопль. — Не волнуйся, старуха: сегодня, мы отомстим и за твою дочь, и за моего старшего!

Жуань Синчжу не слышала этого — подняв тело мертвой девушки на руки, она убрела в дом, более не обращая внимания ни на что и ни на кого. Остальные же удивлённо обернулись на крик, чтобы заметить необычную троицу: старика в фигурной медной маске и на костылях, женщину с рисунком на лице, и того самого крикуна — лохматого толстяка в мехах.

Женщина, криво ухмыляясь и