Так или иначе, бывший наследный принц, сын низложенного государя, сумел выжить, и даже свыкнуться со своими увечьями. В этом немало помогла практика боевых искусств — с юного возраста Дуань Яньцин делал большие успехи как в изучении семейного стиля Одного Ян, так и в техниках внутренней энергии. Поврежденное горло навсегда сделало его немым, но техника Передачи Звука вернула способность говорить. Искалеченные ноги мужчины срослись неправильно, и не могли более сделать и шага, но техники передвижения позволяли ему двигаться быстрее резвейших из лошадей. Пальцы рук, также сломанные и не вправленные вовремя, были неспособны более ни на тонкую работу, ни на выполнение приемов боевых искусств, и Дуань Яньцин выдумал свой способ использовать техники Одного Ян, способ более чем действенный. Враги изломали его тело, но не сумели сломить дух. Это удалось сделать бывшим друзьям и близким людям.

Едва лишь обретя способность двигаться и говорить, бывший принц попытался вернуться домой, в родное поместье. Оттуда его вышвырнули, едва не затравив собаками — уродливый калека-оборванец, утверждающий, что он — сын государя, молодой господин Яньцин, вызвал у тех немногих слуг и домашних принца, что выжили после бунта, искреннюю ярость. Глядя в обозленные лица тех, кто вырастил и воспитал его, Дуань Яньцин понял, окончательно и бесповоротно — добрые чувства людей недолговечны, ненадежны, а зачастую, и вовсе ложны в сути своей. Его отец работал на благо простого люда, не покладая рук, и этот же самый люд отплатил ему кровавым восстанием. Он сам был милостив и добр к прислужникам и домашним, а те отказали ему в помощи в трудный час. Путь добра, милосердия, и всепрощения, о котором толковали буддийские священники, оказался обманкой, понял тогда Яньцин. Темная сторона человеческой натуры, ее глубинные, истинные пробуждения — злоба, корысть, и страх, — оказались много сильнее доброты, нестяжательства, и храбрости, чувств зыбких и неверных.

Дуань Яньцин не отчаялся и не сдался — наоборот, слыша проклятия тех, кто совсем недавно был ему близок, он твердо уверился, что обязан вернуть свое, любыми способами. Ему не составило труда сделать себе имя на реках и озёрах, следуя новообретенному пониманию. Ужас, смерть, и разорение, что он сеял щедрой рукой, стяжали ему недобрую славу, и подарили прозвище — Переполненный Злом. Сила порождала силу — техники развития и воинские стили, добытые обманом, или же взятые трофеями, увеличивали могущество боевого искусства Дуань Яньцина, а множество отбросов общества изъявили желание служить под началом столь могучего воина.

Троих из таких желающих он сделал ближайшими, доверенными помощниками, но доверия к ним он испытывал даже меньше, чем к первому встречному. Низложенный принц прекрасно понимал своих подчинённых, видя безумие Второй, жажду славы Третьего, и жадность Четвертого, и осознавал, что эта троица мерзавцев предана ему лишь пока он силен и полезен для них. Это понимание не отвращало Дуань Яньцина от его младших, но наоборот, делало их понятными и управляемыми. Каждый из троих должен был сыграть свою роль в уничтожении предательской ветви семьи Дуань, и возвращении власти в руки истинного наследника, а после — навсегда сойти со сцены. Однако же, помощники Переполненного Злом начали уходить из жизни много раньше запланированного.

Изуродованное лицо старца, скрытое медной маской, напряглось, когда он резко повернулся к последней из приспешников, единственной, оставшейся в живых. В этот трудный час, ее преданность вызвала сомнения даже большие, чем обычно. Женщина не посмела встретить взор своего главы, быстро отведя глаза.

«Наши силы понесли тяжёлые потери в последнее время, Е Эрнян,» неестественный голос Дуань Яньцина прокатился по комнате, точно горный обвал. Сузившиеся глаза старца вцепились в женщину жёстким взглядом, словно стальной капкан в пойманную жертву. «Есть ли у тебя какие-либо замечания, или же предложения по поводу нашего плана?»

— Что вы, старший, я не посмела бы, — истово заверила его подчинённая. — Я — не ровня вам ни в уме, ни в хитрости. Целиком и полностью полагаюсь на вас, и вашу мудрость.

Бывший принц слегка расслабился. Пусть его приспешница и была скорбна умом, она обладала редким чутьем на опасность, которое и спасло сейчас ее жизнь. Дуань Яньцин без колебаний расправился бы с ненадёжной соратницей — уроки, преподанные ему предательством близких людей, было трудно забыть.

«Нам необходимо передохнуть, и собраться с силами,» заговорил он чуть спокойнее. «Ты уверена, что мы оторвались от телохранителей Дуань Чжэнчуня?»

— Ручаюсь своим добрым именем, — успокоенно отозвалась женщина. — Эти вояки потеряли наш след, не будь я Способной на Любое Зло, второй из Четырех Злодеев, — она осеклась, упомянув старое прозвище их порядком уменьшившегося сообщества, но Дуань Яньцин не обратил на это никакого внимания.

— Простите мое любопытство, старший, но… почему мы не убили их? — осторожно спросила Е Эрнян. — Объединив силы, мы легко расправились бы с остатками охраны Дуаней. Их смерти ослабили бы царскую семью, облегчив наш план.

«Я не хочу никаких ненужных случайностей,» жуткий потусторонний голос старца прозвучал почти спокойно. «Царские телохранители — сильны и самоотверженны. Нет уверенности в том, что мы бы победили их без потерь, или к ним не пришла бы помощь. Ничего,» кривая, безжизненная улыбка изогнула синюшные губы старца. «Все они умрут, в свое время. Сейчас, нам важнее воспользоваться добытым сокровищем,» он бросил короткий взгляд на лежащего на полу Дуань Юя. Е Эрнян покорно склонила голову в знаке согласия.

Внезапно, в дверь комнаты несмело постучали.

— Кто? — раздражённо бросила женщина.

— Всего лишь скромный слуга, уважаемые посетители, — раздался снаружи угодливый голос. — Хозяин приказал мне доставить в вашу комнату чай и закуски.

Дуань Яньцин с подчинённой коротко переглянулись, и та, повинуясь едва заметному кивку своего старшего, отворила дверь. Вошедший внутрь трактирный служка, подобострастно согнувшись и блестя льстивой улыбкой, просеменил к столу, и поставил на него принесенное — поднос с чайным прибором, и миску с рисовыми булочками. Этот молодой прислужник явно следил за собой не слишком строго — волосы неопрятными лохмами выбивались из-под его наголовной повязки, а лицо юноши было испачкано в чем-то, не до конца отмытом.

Освободившись от ноши, слуга поклонился ещё ниже, и, действуя с привычной ловкостью, разлил чай по чашкам.

— Позвольте мне услужить вам, господин, госпожа, — произнес он, вновь поклонившись. — Надеюсь, вам все придется по вкусу, — договорив, он отвесил очередной вежливый поклон, и развернулся к выходу.

Е Эрнян, пожав плечами, залпом осушила свою