Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И какие к тебе могут быть претензии? Ты не виноват, что твоя мать… тем более что твой отец был за партию с самого ее основания. Что им еще нужно?
— Не знаю, Мари. Не знаю.
Она сглотнула и спросила:
— Что же… делать дальше?
Больше всего она боялась, что Альберт повторит прежнее: «Не знаю, Мари, не знаю, не знаю, не знаю…». Оттого, не позволив ему ответить, она выпалила:
— Поезжай к Кате. Вместе вы справитесь. За границей есть эмигранты, они помогут, ты расскажешь им, что партия взъелась на тебя…
— Я не могу поехать к Кете. А один я там не выживу.
— Твое упрямство меня убивает, — заявила Мария, — как можно столько времени сопротивляться своему счастью… я не понимаю, отказываюсь понимать.
— Мари, мне кажется, это немного… не твое дело.
Она разозлилась:
— Ах, прекрасно! Давайте, мучайтесь до бесконечности! Мне-то что?.. Ты только и можешь повторять, что ничего не знаешь! Я даю тебе готовое решение, но нет же, Мария хочет как хуже!
Испугавшись, что перегнула палку, она резко замолчала. Как не слушая ее, Альберт курил в открытое окно и больно расчесывал шею.
Спрашивается, отчего он не хочет уезжать от партии, в один день лишившей его социального статуса, рабочих перспектив — а позже, возможно, и личной безопасности? Страх ли это, привязанность или безволие?
— Я спрошу Альбрехта, — сказал он, когда Мария пошла в свою комнату. — Возможно, у него есть работа или деньги, чтобы переехать.
Она закрыла свою дверь.
Кузен Альбрехт, которого он не видел несколько месяцев, нашел его как-то вечером и, не сказав ничего, присел близ него на скамью. С минуту оба молчали, размышляя, как правильнее начать, а затем Альбрехт произнес:
— Мария сказала мне, где ты. Хм… она беспокоится за тебя. Она сказала, ты пошел исповедоваться.
— Я пошел спросить совета.
— И как, ответил Бог? Мне не отвечает.
Язвительность Альбрехта непривычно вызвала у него не раздражение, а теплое, на грани с нежностью, чувство — он скучал по кузену, и за то в том числе, что Альбрехт не отказывался от него, что бы ни творилось в их жизни.
— Ты хотел со мной поговорить, — обронил Альбрехт и закусил губу.
— Да… я бы попросил у тебя кое-что…
— Хорошо, мне не привыкать. Что у тебя?
— Я…
Альбрехт терпеливо ждал. Он же рассматривал большой крест напротив; в позе человека на нем читалось нечеловеческое смирение с собственной участью.
— Мне нужна работа, — сумел закончить Альберт.
— Я слышал, что тебя уволили, — ответил Альбрехт, — мне жаль, Берти, честно, жаль… Но отчасти ты сам виноват. Мисмис не заслужила твоей мужественной жертвы.
— У тебя есть работа, Альбрехт?
— Зависит от того… что ты хочешь. Требуются гибкость и практичность.
И, слегка понизив голос, Альбрехт объяснил, что нужен человек максимально бесстрастный, без жалости к арестованным, желательно — с отменными физическими навыками.
— Эм… ты неправильно меня понял.
— Но я не сказал, сколько платят!
— Спасибо, не стоит.
— А больше у меня ничего нет, — возразил Альбрехт. — Тебе нужна работа или нет?
— Не эта.
— А какая? Пожалуйста, отправляйся торговать хлебом, с твоим образованием — отличная работа. Можешь уехать…
— Мне не на что, — признался Альберт.
В глазах кузена промелькнул испуг.
— Как? А что наследство?
— Досталось государству. Моя мать — изменница, Альбрехт! Ты думал, у меня осталось что-то от нее?
— Да как? И квартира в Минге? Не поверю!
— Как хочешь, не верь, я говорю правду. У меня ничего нет. Иначе я бы… не просил у тебя работу, — упавшим голосом закончил Альберт.
На вопрос о личных сбережениях он странно рассмеялся. Ошеломленный его непрактичностью, Альбрехт разразился речью о глупости старшего кузена и что «все давно устроились, абсолютно все — кроме тебя».
— Ты меня все больше изумляешь, Альбрехт. Был уличный мальчишка, витрины бил, хулиганил — а кем стал? Рассказываешь мне о практичности!
— Ну, ничего неизменного не бывает. И не так уж я сильно изменился. Если бы не партия… Я коплю и скоро куплю собственное жилье.
— С ужасом ожидаю продолжения. Да, я уже слышал такие истории и могу предсказать, чем ты кончишь. Заделавшись хорошим работником и завоевав уважение в партии, ты накопишь деньги, купишь дом, присмотришь себе поблизости невесту, этакую улыбчивую и скромную Маргариту, женишься на ней, сделаешь с ней несколько детей, угрохаешь на это все деньги, опять станешь копить, чтобы выучить их и оставить после смерти приличное наследство, тем временем на работе получишь повышение и обрадуешь жену, которая по этому поводу на неделю даст тебе отдых, перестав тебя пилить из-за нехватки денег и твоих поглядываний на сторону, затем ты станешь копать под своего начальника, желая занять его место…
— А мне нравится, неплохо! — слабо рассмеялся Альбрехт. — Но ты любую мелочь обратишь в невообразимую пошлость! Я не стану жить как те же Гарденберги. Ты, кстати, бываешь у них?
— Угу.
— И как?
— Ни лучше, ни хуже остальных.
— Герман прав: снобы и мещане! — резко ответил Альбрехт. — Она и старше его, так?..
Имевший мнение, отличное от его, Альберт все же промолчал. Смягчившись и, кажется, что-то сообразив, Альбрехт заявил:
— Берти, если кратко, могу спросить в криминальной полиции. Но, если возьмут, то не за старый стаж и не за красивые глаза. Хочешь, узнаю?
— Хочу… Спасибо.
— Не за что пока. Я позвоню. А пока… хочешь, угощу тебя обедом? В двух кварталах хорошее кафе.
Позвонил он через пять дней и, дождавшись, пока Мария передаст трубку его кузену, пропел в нее:
— «…Сегодня я, завтра он, послезавтра ты, а автомат мой…». У меня есть вакансия. Слушаешь?.. Работа грязная, на земле, не за столом, как ты привык. Я сказал, у тебя большой опыт в криминальной психологии и в особо тяжких… Ага, особо тяжкие, на местах. И небольшие дополнительные обязанности, без них должность не получишь. Извини. Германн сильно на тебя разозлился. А в криминальной его невзлюбили. Это… больше ничего. Хочешь?.. Обратись к Т., запиши число и время. Он хочет проверить тебя и твои… нервы.
Указанный Т. оказался маленьким человеком в больших круглых очках и с обширной лысиной на затылке. Приветливо улыбнувшись, он выложил временный документ и прошелестел в полной тишине:
— Я сожалею, что мы ставим вас в… это положение. У нас не хватает людей, а приказ поступил.
За документом