Но и в нем через меня свершались превращения.

Два гимнаста повисли в высоте на подвижной дощечке, с которой можно было не упасть, лишь сохраняя равновесие вдвоем. Бывают такие тандемы на какое-то время. Время – игра, где побеждает всегда оно.

Чиччо пришел, когда солнца уже не было, он был довольным, будто съел барана обожги-пальцы.

– Завтра пойду к Гераклу.

– Что ты ему скажешь? Тебе тоже проломят череп.

– Как только он меня узрит, у него самого взорвется мозг. У нас есть столько тем для обсуждений!

– Приносим извинения, – полицейский почему-то грамматически самоудваивался или самоумножался, – хорошо бы, чтоб с ним сейчас кто-то был. Членам семьи позволено в такой момент перехода, возвращения в жизнь. Говорить с ним, окликать, чтоб больше не заснул, не вообще, а… ну, вы понимаете, а то как вам сказать… Овощами некоторые остаются.

Через больницу можно было попасть в церковь Святого Иоанна Калибита. Он был отшельником-акимитом, изнурял себя бессонными ночами. Когда-то в посвященной ему церкви молитвы не затихали ни на минуту. Вот и я, как неусыпающий, не смыкала глаз. Боялась, что могу пропустить что-то неизбежное, и не могла оставить Вала без лампочек своего чуть вихлявшего сознания. Хотя бы мысленно, но я с ним разговаривала. А о родственниках мы позаботились.

Мать долго не хотела нам открывать, жила одна, понятно, последнее время участились взломы квартир, хищения, хотя красть у нее было нечего, квартиры в этом доме были государственными, и в них продолжали жить люди, которые реально нуждались в помощи. Только имя сына придало ей смелости. Благодаря этому паролю лед сразу тронулся, и не нужно было стоять в молчании, ходить вокруг да около. Оглядев Чиччо и меня, она пригласила нас зайти. Итак, тема была названа, но не было сказано главное. Круглая, бойкая старушка все больше бледнела, опиралась на столешницу и вглядывалась в наши лица. Эта сцена длилась несколько секунд, но ей, безусловно, показалась вечностью, если тысячелетием даже нам. «Госпожа, – начал Чиччо, он как будто пытался набрать высоту, – ваш сын, – и ее пальцы побелели от напряжения, – лежит в боль…» Старушка всплеснула руками, пошатнулась, опустилась на стул, успев показать жестом, что и мы можем сесть. Заглатывая воздух, она, кажется, не знала, начать ли плакать или, может, кричать. Очень быстро, однако, она взяла себя в руки и оглядела нас холодновато, почти сурово. Чиччо еще не успел рассказать, как обстоят дела, а она уже звонила то по одному номеру, то по другому. «Жив, жив, он жив!» – отрывисто говорила она в трубку. Или: «Нашелся!» Уже через четверть часа в ее дверь звонили, и вскоре в маленькой комнате собралось порядком народу. Пришедшие тоже звонили кому-то, сообщая новость, а народ все шел.

Когда мы выбрались от матушки Вала, Чиччо рассказал мне о своей встрече с Гераклом. По-моему, это был полный провал.

– Dunque[146], – начал Чиччо с незначащего словца, чтоб поймать на крючок внимание Геракла, зашедшего в бар, где он обычно выпивал стаканчик граппы и чашечку кофе в час дня после легкого перекуса. – Dunque…

Прикрыв глаза, Геракл держал у губ прозрачный напиток. Это был необычайно важный момент его ежедневного расписания, когда он доверял свое существование собственному носу – органу, который нередко решал за него, как поступить. Принюхавшись к краске картины, например, он мог сказать, подлинник это или нет и когда примерно была сделана реставрация. Даже камни для него имели свой запах. Низкорослый, несмотря на чуть великоватую по сравнению с туловищем голову, он, однако, не производил впечатления дисгармонии и не мог быть незамеченным. Тонкая желтоватая косица, жилет, штаны в стиле милитари, высокие ботинки тимберленд, неухоженная борода. Нежно-розовая индийская шерстяная шаль окутывала его плечи. Коробейник, продавец восточных тканей и ароматов, владелец гарема, эксцентричный гей? Богач ли, бедняк? На последнее могло намекать отсутствие зубов, но начальственность жестов и взгляда сразу же рассеивала это заблуждение.

Чиччо не был знатоком жестких грапп, а судя по виду и еле уловимому запаху, это была именно одна из них. Конечно, обоняние Чиччо не было столь развитым, но как южанин, привыкший к богатству и тонкостям кухни, он мог все же дать фору обычному римцу, воспитанному на требухе, жареном масле и прочем убожестве.

– Аромат тут сильный и решительный, это то, что подходит для такого дня.

Геракл открыл глаза и вылупился на Чиччо. Уже давно никто не смел мешать ему в подобный момент медитации.

– Э? – полуспросил он и отодвинулся.

Чиччо начал терять терпение.

– Неоспоримые доказательства, любезнейший, имеются тому, что обоим нам знакомый субъект не собирался лишить вас чего-либо и что не старинные вещи, а старые счеты вели его к вам.

– Бруно! – вдруг резко и громко крикнул, произнося в нос, Геракл. – Ты знаешь этого вот? Я всегда дурным на голову помогаю, налей ему ради бога чего-нибудь, я плачу. – Отставив неопорожненный стакан, он подошел к кассе без очереди, не глядя вытащил из кармана мелочь, бросил ее на блюдечко и был таков.

Гордость Чиччо была уязвлена, но чуть ли не впервые в жизни он махнул на нее рукой и недолго думая выкатился вслед за Гераклом. На улице тому труднее будет устраивать театральные представления, – решил он.

Он приготовился уже бежать трусцой вслед за щуплым Гераклом, однако у парапета заметил розовое пятно и перешел дорогу.

– Как летают-то, как летают, – Геракл смотрел вдаль, любуясь чайками. – Твари, добавил он. Опостылели. В войну мы их ели, а теперь скоро они нас будут, как предсказал великий режиссер, вот это искусство, это да, не то что все это фуфло, что некоторые артистишки нам ваяют. Ну, приятно было познакомиться, – наконец взлянул он на Чиччо, – и до свиданьица.

И тут киноман и знаток, который свои действия всегда соизмерял с поступками героев как великих, так и средних фильмов, ринулся в бой.

Первым делом он назвал имя своего однокашника. Вытащил из-за пазухи фотографию и показал, не выпуская из рук, Гераклу.

– Шпиц, правильно? – спросил он любезно. – Мы ведь были знакомы, ты не изменился, забери свои показания, у меня есть и другие материалы, они не у меня, понятное дело, а в надежном месте, если со мной что случится, – все под богом ходим, – на следующий день все появится в прессе и у судьи.

– В самом деле у тебя есть какой-то компромат? – Я даже остановилась, несмотря на дождь.

Чиччо вытащил фотокарточку. На ней молодой Геракл стоял рядом с неизвестным мне красивым юношей у фонтана Моисея.

– А это кто?

– Тип, с которым не стоит фотографироваться.

– Тогда отнеси скорей все, что есть, в полицию и дай показания.

– Показания я, конечно, дам, но нести в полицию вот это не стоит. Во-первых, фото само по себе ничего не доказывает, во-вторых, это блеф, рассчитанный на таких некомпьютеризированных, отсталых типов, как наш герой и ему подобные. Это – коллаж. Однажды я видел этих двоих из автобуса, был жаркий сентябрьский день, это было в районе Министерства финансов, и вполне возможно, что потом они подошли к фонтану попить. Но если даже нет, фотография должна убеждать в том, что я прав. Как можно не верить фотографии, сделанной почти тридцать лет назад?