Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МАЯКОВСКИЙ
В. В. Маяковский выступает в аудитории Политехнического музея с поэмой «Хорошо». Фото С. И. Тулес. 1927 г.
«Когда все узнавали о его приезде и заинтересованные ждали — где? и когда? — появлялась вторая афиша с точным указанием дня, места выступления и с тезисами разговора-доклада.
Билеты всегда были распроданы все. Да ещё сколько людей приходило слушать по пропускам, по запискам! Если Маяковский читал не всё, что стояло в афише, он что-нибудь прибавлял.
Тогда в Крыму каждое выступление начиналось так: Маяковский выходил на эстраду, рассматривал публику, снимал пиджак, вешал его на стул. Затем вынимал из кармана свой плоский стаканчик и ставил его рядом с графином воды или бутылкой нарзана.
Из публики сразу начинались вопросы и летели записки: „Как вы относитесь к Пушкину?“, „Почему так дороги билеты на ваш вечер?“
— Это неприлично — подтягивать штаны перед публикой! — кричит кто-то.
— А разве приличнее, чтоб они у меня упали? — спрашивает Маяковский.
— А женщины больше любят Пушкина, — снова выкрикивает какая-то задира.
Маяковский спокойно:
— Не может быть! Пушкин мёртвый, а я живой.
Темы разговора были: против есенинщины, против мещанства, против пошлятины, черёмух и лун. За настоящие стихи, за новый быт.
Говоря о проблеме формы и содержания, Маяковский приводил строчки чьих-то стихов, недавно напечатанных в газете „Красный Крым“:
В стране советской полудённой
Среди степей и ковылей
Семен Михайлович Будённый
Скакал на сером кобыле.
— Стихи о Будённом надо писать, — говорил Маяковский, — но его кобылу в мужской род переделывать совершенно не нужно.
— Писать о советской эмблеме — серпе и молоте — тоже обязательно надо, но не надо делать это так, как поэт Безыменский. Писать „серп и молоток“ — это значит неуважительно писать о нашем гербе. А если ему придётся рифмовать слово „пушка“? Он, наверно, не постесняется написать:
Там и Кремль и царь-пушка,
Там и молот, и серпушка.
— Есть поэты, — говорил Маяковский, — которые сочиняют так:
Я — пролетарская пушка,
Стреляю туда и сюда…
(Хохот в публике.) От такой формы пролетарская пушка начинает стрелять и в наших, и в ваших.
Кажется, тогда же, в Крыму, Маяковский приводил ещё и такой пример:
„Вот Жаров написал текст марша. В нём некоторые слова даны в кавычках. Очевидно, товарищ Жаров представляет себе это так: идут люди, двумя ногами такт марша отбивают, а третьей маленькой ногой — кавычки“.
После антракта, во втором отделении, Маяковский читал стихи.
Сначала Маяковский комментировал стихи — например, объяснял, откуда идёт такое выражение, как „ваше слово слюнявит Собинов и выводит под берёзкой дохлой…“, или кто такой Шенгели.
Маяковский выступал не как чтец, а как пропагандист своих стихов. Во время чтения в публике были полная тишина и напряжённое внимание. Последние строки „Письма Горькому“ в большинстве случаев покрывались аплодисментами. По окончании — всегда буря аплодисментов.
Однажды в Ялте, в городском саду, Маяковский выступал на открытой сцене. Рядом шумело море. Вдруг поднялся сильный ветер, срывая листья с деревьев, закружил их по эстраде и разметал бумажки на столе.
— Представление идёт в пышных декорациях, — торжественно сказал Маяковский. — А вы говорите — билеты дорогие!» [1.36]
Сегодня в фондах Государственного музея В. В. Маяковского (ГММ) находится около 20 000 записок от слушателей, сохранённых поэтом в своём архиве.
Вот только некоторые из них (их оригинальная орфография сохранена):
Одна из тысяч записок В. В. Маяковскому из фондов ГММ
Товарищ Маяковский
Так понятны и интересны ваши стихи тогда, когда их слушаешь из ваших уст. Но если начнёшь читать их сам то можно поломать голову… Мы хотим слушать эти стихи от вас то и пишите для нас для нашего понимания..
Вольдемар! Я люблю вас.
Маяковский
Сегодня тут только я да вы.
Забыты серое
мимолётное мгновения?
Моя душа закована в дни. Листом истлевшим…
Тов. Маяковский
Скажите какие же заслуги Есенина что он стал на страницах
истории русской литературы
т. Маяковский
Как вы смотрите на женщин и что вы ей посвятили
в своих произведениях
Кто ваша жена и как вы к ней относитесь
Милый Володечка! О!
Если бы знал, как я тебя люблю. Я вижу тебя во сне, и наслаждаюсь
твоим очаровательным образом.
Влюблённая.
Верно ли, что Хлебников гениальный поэт, а вы, Маяковский, перед ним мразь?
Маяковский! Ответь
Почему ваши произведения продаются по очень дорогой цене
тов. Маяковский
знай что большинство молодняка и особенно рабочая молодежь у кого больше развито классовое чутье всегда понимало и будет понимать ваше творчество. Ваши стихи о спецодежде больше воспринимаются, чем те, кто пишет о фильтикосовых чулках и изячных модниц.
На всё насмешка пустоплётов.
В. В.
Мне кажется, что Вы не совсем поэт массы, а скорее индивидуалист, т. Как читаешь Ваши произведения и видишь: я Маяковский, Я, Я, и Я.
К чему всё это?
В. В.
Когда у человека на душе пустота, то для него есть два пути: или молчать, или кричать. Почему вы выбрали второй путь?
Маяковский ответил: «Автор этой записки забыл, что есть и третий путь: это — писать вот такие бездарные записки».
В некоторых мемуарах отмечалась удивительная реакция слушателей на то, как сам Владимир Владимирович читал стихи:
— «в зале воцарилась атмосфера необычайной взволнованности» (П. Лавут);
— «он читал с каким-то особым волнением и подъёмом, иногда заглядывая в маленькую записную книжку, которую держал в руке. В зале стояла абсолютная тишина» (А. Бромберг);
— «когда я слушала поэму, мне стало страшно» (Л. Маяковская);
— «когда он кончил читать, все встали и стоя аплодировали» (Н. Брюханенко);
— «потрясение было так велико, что я просто не соображаю, что делаю: я кричу, топаю ногами. Незнакомая девушка рядом вдруг целует меня в щёку» (В. Катанян).
Поэт даже планировал написать «универсальный» ответ для авторов типичных вопросов, но даже если бы он и был написал, то вряд ли он сильно отличался бы от содержания рубрики «Вас не понимают рабочие и крестьяне» из первого номера «Нового Лефа» (1928). Маяковский писал: «Я ещё не видал, чтобы кто-нибудь хвастался так: „Какой я умный — арифметику не понимаю, французский не понимаю, грамматику не понимаю“. Но весёлый клич: „Я не понимаю футуристов“ несётся пятнадцать лет, затихает и снова гремит возбуждённо и радостно. На этом