Деньги были им получены 6 октября. Однако Владимир Владимирович, выехав из Москвы 8 октября, ограничился только посещением Берлина и Парижа — так сложились обстоятельства.

На встречах с поэтом шумная аудитория молодых пролетариев с особым удовольствием узнавала о трагическом положении и нищем существовании русских эмигрантов вне Родины. И, конечно же, с аншлагами проходили лекции — отчёты по итогам путешествий по Америкам. Поэт выступает с тематическими докладами «Нью-Йорк и Париж», «Дирижёр трех Америк», «Форд. Как он есть» и т. д.

Средняя цена входного билета на такую встречу — 1 рубль, для льготников, например для членов МОПР[182] — 50 коп.

Известен случай, когда Владимир Маяковский сам продавал билеты на свой концерт.

Во время американского турне цена за вход составляла 50 центов. Его первая лекция для американской публики проходила в Central Opera House в Нью-Йорке при переполненном зрителями зале и была организована Давидом Бурлюком. Проживая с 1922 года в Нью-Йорке, Бурлюк продолжал именовать себя «отцом российского пролетарского советского футуризма». К первому юбилею революции даже выпустил книгу «Десятый Октябрь», с гравированным портретом В. И. Ленина и поэмой «Апофеоз Октября»:

И горе тем, кто на рабочих дело

Всемирное готовит хитрость сап.

Совет Союз — готов… снаряд умело

Швырнёт в капитализма жаб!

Эмигрантская газета «Русский голос» писала: «Наконец на эстраде появился сам Маяковский. Сильный, большой, здоровый. Трудно описать, что произошло в публике. Посыпались несмолкаемые аплодисменты. Маяковский пытался заговорить. Но аплодисменты не прекращались. Поднялись со своих мест. Стучали об пол…».

Маяковский выходит на сцену, снимает пиджак, закатывает рукава рубашки и закуривает папиросу… Выступления, как правило, проходили в форме «разговора-концерта» (так было написано в афише) и состояли из двух отделений: первое — лекция-доклад о современной поэзии «Как я работаю над стихом» или «Моё отношение к Пушкину и Есенину», «Негритянский великий поэт А. С. Пушкин», второе — чтение стихов и ответы на вопросы. Владимир Владимирович искренне убеждён, что всё, о чём говорится с партийных трибун, необходимо облечь в стихотворную, понятную людям форму. Его выступления касаются злободневных тем, и стихи на них читаются такие же: «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру», «Рабочим Курска, добывшим новую руду…», очень много говорилось о новом в искусстве и новой литературе:

Надо,

чтоб поэт

и в жизни был мастак.

Мы крепки,

как спирт в полтавском штофе…

В аудитории № 1 Политехнического музея при аншлаге проходил диспут В. Маяковского с его «любимым» оппонентом «блистательным Анатолием» (А. В. Луначарским) на тему «Поэзия — обрабатывающая промышленность». Нарком — выпускник Цюрихского университета, известный литературный критик и драматург — считался одним из лучших полемистов своего времени. Его публичные религиозные споры с Александром Введенским — лидером и идеологом обновленческого раскола в Русской Православной церкви, а также, по общему мнению, одним из лучших столичных ораторов, — тоже проходили в бывшем Императорском Мариинском театре при полном аншлаге, а материалы самой дискуссии были изданы А. В. Луначарским в виде отдельной брошюры «Христианство или коммунизм. Диспут с митрополитом[183] А. Введенским».

Споры были действительно жаркими, и в определённой мере характеризовали отношение общества к, как казалось ещё вчера, незыблемому институту православной церкви. Сам себя назначивший митрополитом Введенский позволял себе глубокие, на первый взгляд, пассажи типа: «Из того, что Шейдеманы, Эберты и Носке не поняли Маркса, следует ли, что идея Маркса неверна? Нет. Из того, что идея Христа унижалась по близорукости, благодаря тем близоруким, так сказать, очкам, которые надевали маленькие ученики Христа, что в истории церкви как в кривом зеркале исказилось это непонимание, следует ли говорить, что подлинное христианство с точки зрения правды есть учение отжившее? Я полагаю, что христианство, правильно понятое, не есть учение отжившее, но есть то учение, которым дышит сейчас, вот в эту минуту, вся аудитория. Это не парадокс. Христианство близко всем, как воздух» (Луначарский А. В. Христианство или коммунизм. ГИЗ. Л., 1926).

А. Веденский в патриаршем облачении на фоне собственной коллекции произведений искусства. Фото из журнала «LIFE»

Так что совсем не удивительно, что такие баталии на религиозные темы пользовались особой популярностью у зрителей. Особенно когда от имени богоборцев, помимо народного комиссара, с трибун выступали и известный адвокат Шпицберг, и старые революционеры Скворцов-Степанов, Емельян Ярославский (Миней Губельман), и многие другие.

В 1929 году, когда период «великого перелома» только начинался, власти пытаются активно привлекать В. Маяковского для участия в этой широко развёрнутой атеистической кампании. Поэт вместе с А. М. Горьким, Н. И. Бухариным, А. В. Луначарским выступал на II съезде Союза безбожников, на котором вместе со всеми делегатами поддержал идею об отказе от «заигрывания» с церковью.

Опыт якобинцев, в период Великой французской революции объявивших войну католицизму, грабивших церкви, уничтожавших священные предметы и проводивших карнавалы вместо церковных служб (если Бог есть, то почему он нас не наказывает?), оказался как никогда востребован коммунистами.

Стихи Маяковского «Когда голод грыз прошлое лето, что делала власть Советов?» и «Когда мы побеждали голодное лихо, что делал патриарх Тихон?» выглядят как иллюстрации к приговорам ревтрибуналов. Они были написаны 20 марта 1923 года по партийному поручению, а затем сразу же были напечатаны в «Бюллетене Пресс-бюро Агитпропа ЦК РКП», а уже через несколько дней — во всех центральных газетах:

Тихон патриарх,

прикрывши пузо рясой,

звонил в колокола по сытым, городам,

ростовщиком над золотыми трясся:

«Пускай, мол, мрут,

а злата —

не отдам!»

Всё это откровенная и, по всей видимости, хорошо оплаченная неправда, тем более что подобного отношения к себе Патриарх Тихон[184] никак не заслуживал.

Патриарх Московский и всея России Тихон. 1 ноября 1981 года Архирейским собором РПЦЗ канонизирован в лике исповедников

Когда в начале 1923 года Патриарха перевели из Донского монастыря в тюрьму ГПУ на Лубянке, где его регулярно допрашивали Тучков и Агранов. Обращение с главой церкви, по его собственным словам, «не было особенно крутым»: всё-таки его содержали в одиночной камере и даже готовили ему постную пищу (ничего скоромного он просто не ел). После тридцати восьми дней тюремного заключения Святейший снова был переведён в Донской монастырь под домашний арест. 16 марта 1923 года Я. Агранов предъявил Патриарху Тихону постановление, в котором тот обвинялся в публичных призывах к свержению советской власти и возбуждении масс к «сопротивлению законным