новой изначальной силой, которая способна уберечь обломок мира от дальнейшего разрушения? Переживет ли Ферот разделение слившейся сущности, объединившей светлую атланскую природу и темное начало одержимого? И что произойдет с остальными созданиями Света, когда единственная полярность мира сместится в точку равновесия, уравняв их с порождениями Тьмы?

Никто не знает. Но попробовать стоит. Вдруг повезет?..

Ахин шагнул за порог.

Глава 20: …и новое начало

Ферот очнулся в тронном зале. Он лежал на полу, блуждая взглядом по огромной полусфере купола. Пусто снаружи, пусто внутри. Утрата и облегчение. Все наконец-то закончилось.

— Ахин? — позвал епископ.

Эхо несколько раз прошептало имя одержимого, словно пытаясь вспомнить его, но так ничего и не ответило атлану.

Поднявшись на ноги и дождавшись, когда пол, стены и потолок перестанут меняться местами у него перед глазами, Ферот подошел к трону. Светлые обереги постепенно затухали, теряя связь с силой, подпитывающей их, а древнее тело Повелителя Света осыпалось святящейся пылью, взмывающей под потолок и медленно растворяющейся в воздухе. Святое сияние меркло, и зал наполнялся естественной темнотой.

Сущности Света больше нет. А новый Катаклизм, который погубит все сущее, так и не начался. Значит, у Ахина все получилось… Но откуда же эта печаль и пустота внутри?

— Покойтесь с миром, — Ферот поклонился исчезающим останкам озаренного владыки, вздохнул и направился к выходу.

Сделав несколько шагов, он обратил внимание на то, что перестал хромать. Оба глаза прекрасно видели. К левой половине тела вернулась чувствительность. Епископ посмотрел на руку, которая совсем недавно была парализована. Она снова подчинялась воле своего единственного хозяина, но ее кожа осталась угольно-серой. Как у сонзера. Как у проклятого. Не все сказки — ложь.

«Сонзера… — задумался Ферот, выйдя из темного склепа Повелителя Света. На поверхность сознания неторопливо всплывали воспоминания, принадлежащие как ему, так и Ахину. Пусть одержимый покинул атлана, его прошлые мысли и чувства навсегда останутся с ним. — Сонзера добились своего. Теперь мы все равны. Надеюсь, свобода никого из них не одурманит, и жажда мести не выльется в хаотичное насилие. Киатор, их духовный наставник, должен справиться. Да, он справится. Конечно, не все пройдет благополучно, не все обиды будут забыты. Некоторых сонзера уже невозможно изменить. Но жертва Биалота, Мионая, Диолая и всех остальных, сражавшихся за лучшее будущее, не напрасна. Биалот, мой самоотверженный друг. Ты погиб не зря. У нас все получилось. Диолай… Я был недостоин твоей дружбы и преданности. Прости меня… Ахина».

Ферот остановился в зале с четырьмя дверьми. Свет покидал Цитадель, оголяя древние каменные стены атланской твердыни. Уже не озаренная крепость была пуста. Из щелей покосившихся дверей резиденции кардинала дули пыльные сквозняки, светлые духи покинули этот мир, за спиной епископа темнел коридор к месту упокоения Повелителя, а четвертый проход вел в тело Цитадели, лишенное души, сотканной из предрассудков и искренней веры.

Наступает непростое время. Тем, кто был ближе всего к сущности Света, предстоит болезненное переосознание своего места в мире, ведь их сверхъестественное превосходство исчезло. Ферот тоже чувствовал странную пустоту внутри, однако она постепенно заполнялась чем-то особенным, совершенно не похожим ни на природу его светлого происхождения, ни на темное влияние одержимости. В том не было ни Света, ни Тьмы. Но оно хорошо знакомо епископу.

— Ахин, — устало улыбнулся Ферот. — Ты добился баланса изначальных сил. Гармонии единения. Равновесия на высшем уровне существования, равновесия в мире. И вскоре атлана будет не отличить от какого-нибудь человека. Да, понадобится время, чтобы к этому привыкнуть…

«Люди. Грядут перемены, и человечеству отведена в них важная роль. У людей огромный потенциал, они многочисленны и хорошо адаптируются к любым условиям. Не удивлюсь, если когда-нибудь на нашем обломке мира не останется никого, кроме них. Хорошо ли это? Может быть. Кто я такой, чтобы спорить с закономерностями судьбы? В эпоху равенства каждый народ волен определять свое будущее. Нужно лишь задать верное направление и придерживаться его. Теперь ваш гений может проявиться… Увы, пороки тоже. Я все помню. Орин, его сыновья, владельцы мастерских, измывающиеся над беззащитными рабами. Мошенники, насильники и убийцы. Вы не будете забыты. Наказание вам — ужасная участь и позорная память. Некоторые преступления, рожденные одной только несправедливостью озаренного мира, будут прощены. Остальные — никогда. Ни прошлые, ни настоящие, ни будущие. Ирьян и подобные ему справятся с этой задачей. Он достойный человек, и я верю, что таких большинство. Человечество ступит на путь добродетели. И когда придет время, оно поведет за собой прочие народы».

Ферот бродил по пыльным коридорам и пустым залам, обследуя этаж за этажом. Спускаться по длинным витиеватым лестницам оказалось намного проще, чем подниматься, однако теперь епископ почему-то очень отчетливо представлял, как он, неосторожно поставив ногу, оступается и катится вниз по ступенькам, ломая конечности. Атлан понимал, что эти опасения довольно нелепы, но ничего не мог с собой поделать. Ему не хотелось так глупо погибнуть на заре новой эпохи. К слову, о мертвецах…

«Скоро нежить обретет свободу. Хозяева Могильника не смогут удерживать их в неволе, когда будет провозглашено всеобщее равенство. Но вряд ли многие ожившие мертвецы покинут город-кладбище. Кто хотел, тот уже ушел со мной… с Ахином. Пустоглазый и его единомышленники останутся там, где давно нашли свое место. Он был прав — живым этого не понять. Однако найдутся и те, кто не решился покинуть Могильник с одержимым, но всегда желал посмотреть в “иные окна”, как Перевернутый. Перед ними откроются все дороги мира, который им придется заново познавать за порогом смерти. Иные же попробуют начать новое существование или вернутся туда, куда их приведут остатки памяти… Трехрукий, ты преподал всем нам ценный урок. Ты так и не стал тем, кем тебя считали окружающие. Ты решился быть собой. Самый человечный нечеловек. А что касается Одноглазого… Что ж, вряд ли такое повторится вновь. Даже если древнее темное проклятие не ослабло, оно утратило свою цель — убивать и пожирать плоть светлых созданий, которых больше нет, как и самого Света. Нежить наконец-то обретет волю и свободу. А что делать дальше — решать только им».

Ферот услышал голоса. Он ускорил шаг, направившись туда, откуда они раздавались, и вышел на террасу сада Цитадели. Это место почему-то почти не изменилось, когда крепость лишилась озаренной души. Наверное, природа неподвластна даже Свету.

Остановившись под сенью деревьев, епископ увидел суетящихся людей, которые шумно спорили — следует ли им самим искать выход из Цитадели, внезапно изменившейся самым пугающим образом, или же нужно дожидаться помощи.

Неподалеку стояло несколько