старый пан Калинис приказал пани Еве чисто вытереть стол, после этого он, кряхтя, поднялся на скамью, достал с полки из-за висевшего в переднем углу распятия Христа толстую книгу в потертом кожаном переплете – Библию. Смахнув ладонью пыль с обложки и закрепив на носу очки с треснувшим в одном уголке стеклом и со шнурками вместо дужек, он принялся торжественно водить корявым пальцем по крупным, с непонятным шрифтом строчкам, предсказывая словами божьих апостолов сидящим рядом притихшим женщинам – старой полячке и молодой русской беглой – грядущее будущее планеты. Всесильный Езус послал эту страшную войну на Землю за людское грехопадение, за потерю веры и непослушание. Главное – за потерю веры. Люди перестали верить в Бога, и Бог лишил их сути всего человеческого, того, что делает человека Человеком, – любви к ближнему и целомудренности, душевной чистоты и милосердия, совестливости и порядочности. А взамен в избытке посеял среди людей жестокость и подозрительность, лицемерие и вероломство, жадность и стяжательство. Вот и получилось, что старшее поколение полностью растеряло с годами заложенную в нем нравственность – погрязло в пьянстве, пороках и в распутстве, а молодые лишены человеческой сути уже от рождения. Хаос творится на Земле – брат пошел на брата, сын – на отца…

Женя уже знала о трагедии этой семьи. Два сына пана и пани Калинис оказались «по разные стороны баррикады». Старший, 35-летний Зигмунд, смирился с оккупационным режимом, стал «фольксдейтчем» и безропотно отправился служить в немецкую армию. Младший же, 23-летний Вацлав, с первых недель оккупации исчез из дома, примкнул к народному освободительному движению, по-русски – к партизанам, по слухам был организатором и непосредственным исполнителем наиболее дерзких диверсий на железной дороге под Варшавой, за что фашисты назначили за его поимку немалую сумму. Местное гестапо уже трижды предупреждало старика Калиниса об его строгой ответственности перед оккупационными властями за сокрытие местонахождения Вацлава. Иными словами, если бы соскучившийся по родителям сын вздумал появиться на пороге родного дома – отец и мать немедленно должны были бы выдать его гестаповским ищейкам… Ну а их последнюю, по словам пани Евы, «Богом данную» дочь, 18-летнюю Янину, гитлеровцы отправили на работу в Германию, и вот уже пошел второй год, как родители ничего не знают о ней.

Мать Крыси – жена старшего сына – после того, как мужа забрали в армию, подалась к родным, в Краков, работает теперь в офицерском казино и, по выражению пани Евы, «скурвилась, зовсим запомнялам о дочери», уже больше полугода не появляется на хуторе… И Крыся стала вести себя неподобающим образом, постепенно отбивается от рук. Несмотря на запреты стариков, почти каждый вечер ускользает из дома в деревню, где располагается полицейская бригада. А когда возвращается, зачастую – за полночь, от нее ощутимо разит самогоном, сигаретным дымом.

Знала Женя и о том, что это Крыся выдала их. Правда, по глупости. В тот вечер она, как всегда, отправилась на свидание к своему служившему в полиции ухажеру. Возможно, парень был недостаточно внимателен к ней, возможно, Крыся просто решила пококетничать, поддразнить его, только она сказала: «Я еще подумаю, продолжать ли мне гулять с тобой. На нашем хуторе такие гарные русские хлопаки появились».

Ухажер оказался чистоплюем, не захотел марать себя в глазах, возможно, будущих родственников, дал знать об услышанном в фельджандармерию. Крыся сама призналась в этом Жене и, так как была она девчонкой хотя и сумасбродной, но, в общем-то, доброй, привязчивой, – горько каялась в своем взбалмошном поступке.

…В тот вечер, когда они сидели за Библией, Женя спросила пана Калиниса – как предполагает Всемогущий Езус завершить нынешнее кровопролитие? Говорится ли в Библии об исходе войны и кто же все-таки – русские или немцы – возьмут верх?

– Победит красный петух – стало быть, русские, – уверенно ответил старик. – Но… – он поднял вверх щербатый палец, – но покой земля так и не обретет. Наоборот. Ужас этой войны навечно поселится в кровь людей, будет передаваться из поколения в поколение. Страх породит еще больший страх, и люди наводнят землю никогда ранее не виданным смертоносным оружием. Его, этого оружия, будет так много и на суше, и в воздухе, и под водой, что планета не выдержит, начнет то тут, то там взрываться. В пучине огненных смерчей будут гибнуть целые города и поселения, исчезать самолеты и поезда, машины и корабли… Боязнь близкой всемирной гибели толкнет людей на еще более мерзкие поступки. Матери пренебрегут данным им Господом Богом высоким предназначением продолжательниц рода человеческого – станут бросать детей. Утратившие мораль и нравственность дочери примутся бесстыдно продавать себя. А мужчины забудут о предназначенной им провидением роли мужей и отцов – хранителей и защитников семейных очагов – и начнут искать утешение в пакостном мужеложстве.

– Чем же все это завершится? – подавленно спросила Женя. – Неужели, как говаривала моя бабушка, действительно грядет конец света?

– Грядет, если… если люди снова не вернутся к Богу, если не обретут вновь утерянную веру в него. Нелегко дастся им это возвращение, нужны будут большие усилия, чтобы очистить свои души от вросших в них зла, лжи, лицемерия, ненависти, лукавства и зависти. Некоторые не выдержат, малодушно начнут опять сворачивать с праведного пути. За это их души будут вечно маяться в аду… Для тех же, кто сумеет до конца очиститься перед Богом, откроется благостная цель жизни человека, данная ему Всевышним, – любить ближнего своего, как самого себя, творить повсюду и везде добро, кротостью и смирением отвечать на умышленные и нечаянные обиды. Они, праведники, содрогнутся, когда поймут из какой черной бездны пороков и пагубных страстей им удалось подняться, какими жалкими и ничтожными, в сравнении с открывшимся им благостным миром всеобщей любви, доброты, равенства и понимания, были их еще недавние корыстолюбивые, жадные до мирских наслаждений помыслы и устремления… Да, только праведники смогут умилостивить Господа Бога и спасти от страшной погибели нашу Землю…

Так шли дни. Было похоже, что фельджандармерия забыла об оставленной ею на польском хуторе для лечения беглой русской, и Женя, а вместе с нею и старики Калинисы, и в особенности Крыся, радовались этому. Одно беспокоило беглянку, не давало ей спокойно спать ночами – как обстоят дела с тетей Дашей, Верой и Мишей? Жива ли мать, живы ли они все? Где находятся теперь?.. Вот тогда она и решила написать мне письмо и по совету пани Евы (главным образом, чтобы не навредить как-то нам) назвала себя вымышленным именем – Павловой Марией. Теперь-то мне понятны удивление и недоверие Шмидта,