просвещения Дагестанской республики о том, что им необходимо помочь в увеличении количества методических кабинетов, так как в республике 11 национальностей, а методический кабинет всего-навсего один. Грубо, резко по-пришибеевски Вознесенский обрывает и говорит: “Вы мне не говорите об этих мелочах, мне мелочи не нужны, выкладывайте мне дела большой государственной важности”.

Какие большие дела, когда самые насущные вопросы просвещения Вознесенский не принимал в расчет в своей практической работе. Это был стиль, это был метод и отношение к запросам»[1204].

Также бывшие замы попеняли А. А. Вознесенскому на то, что он не слишком ценил личное время своих помощников и подчиненных. Это имело как объективные причины – носило всеобщий характер вследствие привычки руководства страны работать в вечернее и ночное время, – так и субъективные – министр был разведенным и в квартиру № 195 в Доме правительства на улицу Серафимовича не спешил[1205]. Но поскольку такой режим работы был закреплен законодательно («Для ответственных работников допускается установление ненормированного рабочего дня, что компенсируется особо высокой оплатой их труда, предоставлением отпусков большей продолжительности и т. п.»[1206]), то заместители министра и начальники управлений вынуждены были безропотно работать ночами. Впоследствии даже заместитель министра И. П. Кондаков, наиболее приближенный к Вознесенскому, отмечал:

«В нашей работе страшно много времени отнимали редакционные заседания, если их можно так назвать, это, когда мы у тов. Вознесенского человек 5, 6, 8 руководящих работников просиживали днями, вечерами и ночами по много часов, редактируя в таком большом коллективе отдельные большие приказы, забрасывая остальные дела»[1207].

Конечно, все перечисленные претензии к бывшему министру не играли ровно никакой роли в том, что происходило. А. А. Вознесенский был типичным представителем советской номенклатуры сталинской эпохи, причем далеко не худшим представителем. Но пришло время и ему стать жертвой того режима, которому он служил верой и правдой долгие годы.

В первых числах августа 1949 г. членами Правительственной комиссии был подписан секретный итоговый акт работы комиссии[1208], в котором А. А. Вознесенского делали виновным не только в плохой работе вверенного ему ведомства, но и представили не в лучшем свете, однако документ этот не содержал «политических квалификаций» поступков бывшего министра. 9 августа 1949 г. А. А. Вознесенский подписал последний документ на прежнем месте работы – четырехстраничные замечания к Акту передачи дел новому министру И. А. Каирову[1209], которые еще раз свидетельствуют о том, что снят министр был совсем по иным соображениям.

К этому времени положение бывшего министра пошатнулось еще сильнее: утром 25 июля 1949 г. на служебной даче под Ленинградом была арестована сестра Вознесенских Мария Алексеевна – секретарь Куйбышевского райкома ВКП(б) Ленинграда[1210]. Она была заключена под стражу одной из первых, и с вполне определенной целью: «…Есть сведения, что во время следствия Марии Алексеевне обещали сохранить жизнь при условии, если она даст хоть какое-нибудь показание против братьев»[1211]. Александр Алексеевич, никогда не бывший трусом, пытался вступиться за сестру, направлял письма в «инстанции»[1212]…

Но это было бесполезно, поскольку Сталин уже решил судьбу «антипартийной группы»: 23 июля был арестован Я. Ф. Капустин, а на основании выбитых у него показаний (доложенных главе государства 4 августа) в кабинете Г. М. Маленкова 13 августа были арестованы «ленинградцы» А. А. Кузнецов, П. С. Попков, М. И. Родионов, П. Г. Лазутин и Н. В. Соловьев.

Не мог остаться в стороне и А. А. Вознесенский – к тому времени его разработкой уже активно занималось МГБ СССР во главе с В. С. Абакумовым. Кроме того, Александр Алексеевич оказался включен и в «Список лиц, проходящих по показаниям арестованного Капустина Я. Ф.», который 4 августа Сталин получил от В. С. Абакумова вместе с протоколом допроса Я. Ф. Капустина. Показательно, что фамилию А. А. Вознесенского в этом списке Сталин отчеркнул карандашом[1213]. По-видимому, именно по причине особенного интереса Сталина В. С. Абакумов составил для руководителя страны отдельную справку, представленную 20 июля[1214].

Петля, неминуемо стягивавшаяся вокруг шеи бывшего ректора Ленинградского университета, не могла не захватить одновременно и его бывших коллег. Но здесь сказалась географическая специфика фабрикуемого уголовного дела: репрессивные меры были приняты отнюдь не к коллегам по Славянскому комитету СССР или Министерству просвещения РСФСР, где А. А. Вознесенский активно работал последнее время, а именно к ленинградцам – сотрудникам Ленинградского университета.

В июле 1949 г. были арестованы три ведущих профессора политико-экономического факультета ЛГУ: сначала заведующий кафедрой политэкономии В. В. Рейхардт[1215], 18 июля – заведующий кафедрой конкретных экономик Я. С. Розенфельд[1216], а 28 июля – заведующий кафедрой статистики Л. В. Некраш[1217]. Одновременно в июле арестованы еще два профессора, тесно связанные с бывшим ректором по административной работе: на отдыхе в Сочи – профессор М. А. Гуковский, который в 1943–1945 гг. был проректором ЛГУ, а 25-го числа в Риге – профессор Г. А. Гуковский, во время войны являвшийся проректором Саратовского университета при «ректоре двух университетов» А. А. Вознесенском, а после назначения его министром много помогавший министерству в вопросах школьного образования[1218].

Все пятеро были этапированы в Москву в следственный изолятор МГБ СССР «Лефортово». Цель этого была очевидна: нужны были показания для ареста бывшего ректора. Министр В. С. Абакумов не жалел сил для достижения цели: лишь двое из пятерых смогли дожить до приговора.

5 августа 1949 г. В. С. Абакумов подал И. В. Сталину протокол допроса профессора политико-экономического факультета ЛГУ, «матерого троцкиста» и друга А. А. Вознесенского со студенческих лет В. В. Рейхардта, в котором последний свидетельствовал, что в «марте 49 г. после исключения из рядов ВКП(б) выезжал в Москву для встречи с Вознесенским Александром Алексеевичем – посоветоваться и найти поддержку»[1219]. Последняя фраза арестованного в протоколе допроса была подготовлена следователями особенно умело: «Я правдиво показал о всех своих вражеских связях, не скрыв даже Вознесенского, которому я был многим обязан…»[1220] Фамилия А. А. Вознесенского во всех случаях отчеркнута Сталиным на полях.

В начале десятых чисел августа А. А. Вознесенский, «ожидая решения своей судьбы», отправился на отдых в Сочи – у него оставался неиспользованный отпуск. Там он и был арестован 19 августа; и сразу отправился вослед своих профессоров – в «Лефортово», где уже томилась его сестра М. А. Вознесенская.

21 августа об аресте старшего брата узнал опальный Н. А. Вознесенский – он, следуя неписаным правилам, передал И. В. Сталину ритуальное письмо, подобное которому писали все сталинские подручные. Николай Алексеевич оправдывал арест брата (по-видимому, он был ознакомлен с материалами, послужившими формальной причиной ареста). Постановление об аресте В. С. Абакумов подписал лишь через десять дней – 29 августа,