Первый допрос А. А. Вознесенского состоялся 30 августа; его протокол начинается так:

«ВОПРОС. Вы арестованы за проведение вражеской, антисоветской деятельности против партии и Советского государства. Следствие предлагает вам дать подробные показания о совершенных вами преступлениях.

ОТВЕТ. Никаких преступлений против партии и Советского государства я не совершал.

ВОПРОС. Это неправда. Ведь вы за преступления против партии и Советской власти арестованы и заключены под стражу.

ОТВЕТ. Я настаиваю на своей невиновности»[1221].

26 октября в «Лефортово» был водворен и младший брат – Н. А. Вознесенский, причем все трое упорно отказывались подписывать признательные показания. О том, насколько долго держался А. А. Вознесенский, говорят более 90 (!) направлений в карцер, сохранившиеся в его следственном деле[1222].

Сотрудник КПК при ЦК КПСС А. И. Кузнецов, изучавший в 1950‐х гг. материалы «ленинградского дела» и допрашивавший многих свидетелей и обвинителей (в том числе Н. А. Булганина), сообщил сыновьям А. А. Вознесенского следующее:

«Братья и сестра Вознесенские больше года держались на следствии настолько упорно, что Сталин в конце концов послал в тюрьму комиссию в составе Маленкова, Берии и Булганина с заданием выяснить, почему они так долго не подписывают нужных ему показаний. И тогда к ним привели из карцера, в котором он в очередной раз находился, вашего отца. ‹…›

К тому времени, когда Александра Алексеевича привели на этот допрос, он от всего перенесенного почти ослеп и, в слабо освещенной одним торшером комнате разглядев только стоявшего за креслом Булганина в маршальском мундире, воскликнул:

– Какое счастье, что вы пришли, товарищ Булганин! Наконец-то Сталин узнает правду!

– Тамбовский волк тебе товарищ! – ответил ему Булганин, а из затененных углов комнаты раздался дружный хохот сидевших в креслах Берии и Маленкова. Булганин же, выйдя из-за своего кресла, ударом ноги сбил Александра Алексеевича на пол и стал топтать его своими маршальскими сапогами. Затем троица допросила его. Он отверг и опроверг все обвинения, но они все равно написали эту записку…»[1223]

Текст записки, написанной от руки на клочке бумаги, которая требовалась вождю народов, лаконичен:

«Товарищ Сталин!

По Вашему указанию Вознесенского А. А. допросили и считаем, что он виновен.

Маленков

Берия

Булганин»[1224].

После этого визита, состоявшегося поздней осенью 1949 г.[1225], начались еще более жестокие допросы в целях получения признательных показаний и приведения к задуманному Сталиным концу. И только через полгода – 13 марта 1950 г. – Александр Алексеевич, уже представлявший после пыток одно подобие живого человека, подписал окончательный протокол с признанием вины.

23 марта 1950 г. министр госбезопасности СССР В. С. Абакумов подал И. В. Сталину «Список арестованных МГБ СССР изменников родины, шпионов, подрывников и террористов», в котором перечислены основные фигуранты «ленинградского дела». Бывший министр просвещения занимает там восьмое место, а возглавляет перечень его младший брат Николай Алексеевич. В этом расстрельном списке, утвержденном главой государства, кратко определены и основные обвинения каждого. А. А. Вознесенскому вменялся целый ряд преступлений:

«Обвиняется в том, что в 1917 году установил связь с “народными социалистами”, неприязненно встретил Октябрьскую революцию, голосовал за меньшевистский список в учредительное собрание. Имел антисоветскую связь со своей женой Судаковой[1226] и на протяжении долгих лет скрывал ее вражескую деятельность.

Составлял и издавал вредные работы, в которых извращал марксистско-ленинскую науку.

Являясь ректором Ленинградского университета, группировал в университете врагов партии – троцкистов, зиновьевцев и других антисоветски настроенных лиц из числа профессорско-преподавательского состава.

Будучи министром просвещения РСФСР, продолжал поддерживать связь с врагами Советской власти, пригретыми им в Ленинградском университете, оказывал им всяческую поддержку и помощь в сокрытии своих преступлений.

Изобличается показаниями [А. А.] Кузнецова, [П. С.] Попкова, [В. В.] Рейхардта и других арестованных и документами»[1227].

Суд над А. А. Вознесенским состоялся через месяц после расстрела основной «шестерки» обвиненных по «ленинградскому делу». 25 октября Александру Алексеевичу и его сестре Марии Александровне были предъявлены протоколы об окончании следствия, 26 октября они были ознакомлены с текстами обвинительных заключений, 27 октября в следственном изоляторе МГБ СССР «Лефортово» состоялось закрытое заседание Военной коллегии Верховного суда СССР.

В этом судебном заседании Александр Алексеевич, подобно брату, показал себя человеком, который, будучи почти уничтожен физически, остался не сломленным морально. Он отказался от показаний, выбитых у него полгода назад, и настаивал на своей невиновности. Заместитель председателя Военной коллегии генерал-майор юстиции И. О. Матулевич, председательствовавший месяцем ранее на выездном заседании Военной коллегии в Ленинграде, вел и это заседание; он был озадачен несоответствием ответов обвиняемого с подписанными признательными показаниями, в результате чего состоялся следующий диалог:

«ПОДСУДИМЫЙ: Это не моя формулировка. Я только подписал протокол допроса от 26‐го декабря 1949 года. В действительности было так, как я уже доложил суду выше.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: Из материалов дела видно, что некоторые формулировки, с которыми вы были не согласны, вы оговаривали и собственноручно вносили исправления. Здесь же никаких исправлений вами сделано не было.

ПОДСУДИМЫЙ: Верно, что в некоторых протоколах допроса я вносил исправления, но только не в протокол моего допроса от 26‐го декабря 1949 года. О причинах подписания этого протокола я не хочу говорить суду Военной Коллегии…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: Кто вас выдвинул на должность министра просвещения РСФСР?

ПОДСУДИМЫЙ: Я не знаю. О назначении меня на должность министра просвещения имел разговор с А. А. Ждановым. В протоколе моего допроса по этому вопросу записано иначе. Следователь сказал мне, что без секретаря ЦК ВКП(б) по кадрам (А. А. Кузнецова. – П. Д.) на такие должности не выдвигаются. Я согласился с ним, а при подписании протокола был в таком состоянии, что не мог осмыслить формулировки»[1228].

На суде А. А. Вознесенский не признал за собой никакой вины, кроме той, что, «будучи ректором Ленинградского университета, санкционировал прием на профессорско-преподавательскую работу нескольких лиц без специальной проверки», и той, что «поддерживал связь со своей бывшей женой»[1229], матерью его двоих сыновей.

Произнося свое последнее слово, Вознесенский сказал:

«Никаких группировок я не поддерживал и к ним не примыкал. Вреда партии умышленно я никогда не приносил. Я 32 года честно и искренне служил коммунистической партии. В течение 25 лет я беспрерывно вел пропагандистскую работу. Я прочел более пяти тысяч лекций для студентов. Более тысячи для рабочих и служащих. Я все время вел большую воспитательно-политическую работу… Прошу все это учесть при вынесении приговора»[1230].

Но приговор был