англо-американских шовинистов, В. Жирмунский резко отрицательно характеризует флексию за ее якобы “неподвижность и окаменелость”, а также присущую будто бы ей “неспособность” “к дальнейшей дифференциации, соответствующей потребностям развивающегося мышления”.

Стараясь во что бы то ни стало доказать, что наличие флективных форм в языках тормозит их развитие, В. Жирмунский заявляет, что во флективных языках “можно отметить общую тенденцию к замене флексии анализом или указать на связь этой тенденции с развитием, усложнением, дифференциацией мышления и средств его языкового выражения”.

Таким образом, в своей работе В. Жирмунский стремится доказать, что флективный строй славянских языков, в том числе и русского, отражает менее высокий строй мышления, чем свойственный народам, развившим аналитические формы языка. Так “лингвистически” обосновываются расистские позиции в науке»[1248].

То обстоятельство, что трибуной для подобных выступлений стала «Культура и жизнь», говорило об активизации партийного аппарата в области языкознания. Подобно кругам по воде пошла реакция: 21 июля на заседании Президиума Академии наук СССР академик-секретарь Отделения литературы и языка И. И. Мещанинов выступил с докладом «О современном положении в советском языкознании и мерах по улучшению языковедческой работы в Академии наук СССР». В результате Президиум принял постановление, в котором кроме прочего говорилось:

«Необходимо указать на попытки возрождения реакционной теории праязыка иногда в замаскированном (чл[ен]-корр[еспондент] Д. В. Бубрих), а иногда и не в замаскированном виде (чл[ен]-корр[еспондент] А. А. Фрейман), реабилитировать формально-сравнительный метод (чл[ены]-корр[еспонденты] В. М. Жирмунский, Д. В. Бубрих, а также А. В. Десницкая, М. М. Гухман), пропагандировать расистскую “теорию” о превосходстве языков аналитического строя, как английский, над флективным русским и другими славянскими языками (В. М. Жирмунский и его ученики и последователи). Надо также отметить работы академика В. В. Виноградова по вопросам истории русского языка, сводимой им к процессу якобы “европеизации” русского языка»[1249].

Если И. И. Мещанинов давно привык к своей роли политического рупора и послушно исполнял ее[1250], то ректор ЛГУ Н. А. Домнин оказался не столь гуттаперчевым: не в силах вынести надругательства над университетом он был сражен инсультом. 31 декабря 1949 г. министр С. В. Кафтанов подписал приказ об освобождении его от должности[1251]. Сперва исполняющим обязанности был назначен профессор исторического факультета М. И. Артамонов[1252], а 30 марта 1950 г. министр утвердил ректором ЛГУ члена-корреспондента АН СССР А. А. Ильюшина[1253].

О. М. Фрейденберг записала весной 1950 г.:

«Бедный Домнин, потрясенный зимними событиями, получил удар; но по адресу парализованного ректора сыпались ругательные приказы из министерства. Временный ректор Артамонов (которого я когда-то спасла от общественных репрессий своим заступничеством), узнав, что старый работник университета, доктор наук, зав. кафедрой хочет уйти из университета, не нашел нужным вызвать меня и спросить о причинах ухода. Такие это надменные и бездушные бюрократы, эти партийные вельможи. Так ректор полностью передоверяет факультет Бердникову…»[1254]

Г. П. Бердников продолжал вести факультет проторенным путем. По итогам 1949/50 учебного года партбюро факультета констатировало:

«Важнейшей задачей в области научной и учебной работы партбюро считало мобилизацию всего коллектива на выполнение исторических постановлений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам. В условиях нашего факультета это означало успешно выполнить решения мартовского собрания парторганизации от 1949 г. и Ученого совета, посвященного разоблачению носителей буржуазной идеологии и, в первую очередь, космополитизма в литературоведении. Это был год, когда на деле надо было показать перестройку идейного содержания учебного процесса»[1255].

Пушкинский Дом также продолжало сотрясать: 22 октября 1949 г. С. И. Вавилов и А. В. Топчиев подписали распоряжение Президиума Академии наук СССР № 1465:

«Для проверки научной деятельности, состояния и подготовки кадров Института русской литературы (Пушкинский Дом) Академии наук СССР утвердить комиссию в следующем составе:

Н. С. Державин – академик (председатель)

Ф. П. Филин – доктор филологических наук

М. Б. Храпченко – профессор

Г. П. Бердников – кандидат филологических наук

А. Г. Дементьев – кандидат филологических наук

В. С. Бондаренко[1256] – кандидат филологических наук (секретарь)»[1257].

Через месяц, 29 декабря 1949 г., Президиум АН СССР выслушал на своем заседании отчеты Н. Ф. Бельчикова и Н. С. Державина о работе вышеуказанной комиссии[1258], после чего в тот же день С. И. Вавилов и А. В. Топчиев подписали текст постановления Президиума АН (протокол № 31, § 402), в котором, в частности, говорилось:

«Президиум Академии наук СССР отмечает, что Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Академии на протяжении ряда лет находился в отрыве от жизни и актуальных задач марксистско-ленинской науки. ‹…›

В таком исключительно тяжелом положении Институт русской литературы оказался в результате порочного руководства его деятельностью со стороны прежней дирекции (и. о. директора Л. А. Плоткин), что выразилось в неправильном подборе и расстановке кадров научных сотрудников, в покровительстве формалистам и космополитам, в отсутствии контроля за выполнением плана научно-исследовательских работ и в заведомо неправильной информации вышестоящих организаций о действительном положении дел в Институте. ‹…›

После освобождения в марте сего года Л. А. Плоткина от исполнения обязанностей директора Института и назначения директором Института профессора Н. Ф. Бельчикова работа Института улучшилась. В институте проведена проверка выполнения пятилетнего плана научно-исследовательских работ и заново пересмотрена почти вся продукция Института, ранее подготовленная к печати, с целью исправления содержавшихся в ней буржуазно-объективистских, формалистических и других методологических извращений.

Одновременно резкой критике были подвергнуты также научные работы некоторых сотрудников Института, стоящих на враждебных марксизму-ленинизму компаративистских, формалистических и буржуазно-объективистских позициях. Часть этих сотрудников, в связи с допущенными ошибками от работы в Институте была освобождена»[1259].

Не вызывает удивления, что даже деятельность Н. Ф. Бельчикова и А. С. Бушмина вызывала нарекания:

«В создавшейся обстановке новое руководство Института не проявило, однако, достаточной гибкости, не сумело пополнить коллектив Института новыми силами, которые обеспечивали бы выполнение предусмотренных планом тем в установленные сроки, и в то же время не поставило своевременно вопроса об изменении плана. В результате ни по одной из плановых тем 1949 г. работа не была завершена, а по многим темам – прекращена полностью»[1260].

ЦК ВКП(б) никак не мог окончательно «наладить» работу советского литературоведения. Дошло даже до того, что М. А. Суслов, Ю. А. Жданов и В. С. Кружков 2 июня 1952 г. в докладной записке на имя Г. М. Маленкова сообщали:

«В целях улучшения научной работы в области литературоведения в настоящее время внесены в ЦК ВКП(б) предложения о создании единого Института литературы Академии наук СССР на базе Института литературы и Института мировой литературы Академии наук»