стража без модумного оружия была! – ввернул Невельской, в прошлом году продавивший перевооружение пограничников и страшно сейчас этим гордившийся.

– Тогда и не будем время тратить. Твоя граница – ты и принимай извинения.

Хабаров сделал отметку в блокноте. После чего неожиданно для собеседников произнес:

– А вот убийство Гурского я бы обсудил.

Поярков не сразу сообразил, о чем говорит хабаровский князь. А когда сложил одно с другим, немало удивился. Убийство ученого обсуждать на собрании Триумвирата? Не слишком ли? Особенно после того, как за скобками осталось нападение юной поросли якутских тойонов на пограничный пост Триумвирата. Судя по тому, как замер на несколько секунд Невельской, тот тоже был изумлен.

– А что там? – спустя секунду возобновив движение, спросил он.

Каждый из князей держал в голове огромные массивы информации. Но не каждым из вопросов они владели досконально. Вот и о смерти физика они знали лишь то, что убийство странное и занимаются им лучшие люди. В надлежащий срок они сумеют все выяснить и, соответственно, доложат о результатах. Сейчас-то зачем этим голову забивать?

– Странное оно. – Борис Ерофеевич склонил голову набок и поскреб подбородок. – Тот человек, которого ты, Николай Олегович, прислал, Самойлов, интересные картины мне тут рисует…

– Давай уж, не томи! Что ты как девка про шубу!

– Давайте я все же сначала начну, ладно? А то сразу понять не получится. Я над докладом ОБР минут пятнадцать просидел, прежде чем понял, что он там излагает.

Для человека, который каждый день переваривает гигабайты информации, то есть умеет отделять важное от прочего и выделять с беглого взгляда самую суть, пятнадцать минут – это очень долго. Потому князья тут же заинтересованно замолчали.

– На первый взгляд, картина простая – убит ученый. Версии не рассматриваем, поскольку отвлечет от сути. Сам факт – ведущий ученый за несколько дней до проведения очень важного эксперимента, по его же заверениям, способным кардинально изменить мировой рынок энергоснабжения, задушен. Орудие убийства – красный шнур. Следствие в тупике с первого дня, улик нет, отрабатываются версии саботажа, иностранных разведок, зависти подчиненных, брошенных любовниц, но все впустую.

Затем приезжает твой, Николай Олегович, Самойлов и на-гора выдает еще тридцать два подобных убийства, совершенных по всему миру за последние десять лет. Таким же красным шнуром. И жертвы – один к одному! Ученые, ведущие журналисты, звезды кино, политики. Есть одаренные, но они систему не делают. Однако же люди все публичные, в своих кругах влиятельные. Смерть каждого из них породила определенные круги на воде – это цитата из доклада Самойлова, кстати. В том смысле, что каждая смерть потянула за собой последствия. Иногда крупные, вроде отставки правительства, большей частью малозначительные.

– Смерть всегда тянет за собой последствия, – вставил Поярков.

– Я все еще не понимаю, что тебя взбудоражило, Ерофеич? – бросил Невельской от дверей. – Есть некий культ, который душит людей по всему миру. У индусов, если не ошибаюсь, кто-то чем-то подобным промышлял. Хороший след, есть над чем работать ОБР. Отправь их в командировку, пусть копают. Или финансирования не хватает?

Последнюю фразу молодой князь произнес с иронией. Объединенное бюро расследований имело прекрасное финансирование и ни в чем не нуждалось. Следователи могли не только в индийские княжества съездить, ведя расследование, но и в космос слетать. При достаточном на то основании, разумеется. И отчетом о расходовании средств.

– Туги (это те индусы, которые душат свои жертвы во имя Кали) стремятся скрывать преступления. Я специально уточнял, потому как эта мысль пришла не одному тебе, – отозвался Хабаров. – Да и не работают они за пределами полуострова – смысла нет. Здесь же никто не верит в их языческий пантеон. Самойлов утверждает, что во всех смертях виноват один человек – некий видящий католического пророка. Более того, он утверждает, что уже сталкивался с ним.

Тут Борис Ерофеевич с вопросом взглянул на благовещенского владетеля. Тот пояснил:

– Это все с той же истории с Игорем в империи, Самойлов с ним там в командировке был. Душитель придавил сильного мага, которого преследовала команда, и ушел, не оставив следов. Никто его не видел. Значит, он считает, что тот по всему миру колесит? Еще один ватиканский палач?

– Ты про того смертеца из Милана?

– Про него. Согласен, Борис, пахнет это дело дурно.

– Вы меня простите, господа владетели, но мы сейчас что обсуждаем? – подал голос Невельской. – Массовые убийства? Других дел нет?

– Леша, странно это все просто. – Хабаров не стал спорить с молодым князем. Напротив, тон его был, скорее, извиняющимся. Мол, понимаю, что на ерунду драгоценные часы собрания тратим, но вот так. – И на душе у меня неспокойно. Будто закручивается что-то вокруг нас, а мы и не ведаем.

– Что ж сразу не сказал! – поморец приблизился. – Версии нам тут речешь, а у самого предчувствия!

– Тревога, скорее.

– С чем хоть связана? – спросил Невельской. – Понимаешь?

Хабаров сморщился. Было видно, что говорить об этом ему не хотелось.

– Не знаю я, Леша. Ощущение, как перед инициацией – в каждом событии знаки чудятся. И на душе волнение, будто на приближающуюся грозу смотришь, которая все небо уже закрыла и вот-вот разродится. Словно что-то случится скоро, а ты знаешь, но помешать никак не способен. Маета, в общем, а не тревога. Но началось все после убийства Гурского.

Подобной поэтики князья от Хабарова не ожидали – их товарищ всегда был реалистом, даже слишком приземленным. Переглянулись между собой, убеждаясь, что им не показалось. У Пояркова кроме того мысль мелькнула спросить, давно ли Борис посещал целителя, но он ее, разумеется, отогнал.

– Интересно… – протянул Поярков. – Как перед инициацией, говоришь?

Единственный его сын, Антон, прошел таковую совсем недавно. Князь прекрасно помнил его тревожное состояние в период, предшествующий этому событию. Плач, страхи, ожидание скорой и ужасной смерти – царская кровь безжалостна к своим носителям во время взросления. У прошедшего же инициацию такого быть не могло по определению, ведь дар успокаивался, будучи принят телом и разумом. Кроме одного исключения: когда дар предупреждал о глобальной опасности. Например, перед применением чего-то разрушительного из арсенала царского дара. Смутно, но благовещенский владетель помнил, как о чем-то таком говорил его отец. Тогда все закончилось Даманским.

Другими словами, тревога Бориса Ерофеевича требовала самого пристального внимания. А с учетом фактически подтверждения Самойловым фигуранта католиков, особенно.

– Я своих аналитиков посадил вероятности конфликта просматривать. И ничего! Нет векторов, говорят, роста напряженности! Расследование в тупике, только и есть эта зацепка с душителем. Я Самойлова с основной группы снял, он сейчас только своими кругами на воде занимается. Изучает последствия, которые наступили или должны были наступить от смерти каждого из задушенных. Дело, как по мне, зряшное, но хоть какое-то действие!

– Уже есть что-то?

– Много чего. Но понимания это не добавляет. Я прикажу разослать доклад, может, вы что-то увидите. Я не вижу. И Самойлов твой тоже не