Киев-град

Середи двора княжеского,

И соскочил-то он да со добра коня,

Привязал он коня ко дубову столбу,

80 Ко дубову столбу, ко золоту кольцу,

И заходил-то он во горницу во светлую,

И молился он Спасу со Пречистою,

И поклонился он князю да со княгинею,

И на все четыре стороны.

85 У великого князя у Владимира,

А что у князя у Владимира,

Что идет-то у него да честной пир.

А тут много на пиру было князей и бояров,

И много было сильных могучих богатырей,

90 И поднесли ту Илеюшке чарочку зелена вина,

А не великую, не малу — в полтора ведра.

Принимает Илья да единой рукой,

Выпивает чару он да единым духом.

Говорит ему ласковый Владимир-князь,

95 Говорит-то ему да таковы слова:

«Ты скажи-тко се, удалой доброй молодец, как по имени зовут тебя,

Дак по имени тебе и можно место дать,

А по отечеству пожаловать».

Говорит-то Илеюшко таковы слова:

100 «А ты ласковой, стольной Владимир-князь!

И ишо именем зовут меня Илья Муромец сын Иванович,

И проехал я ту дорогу прямоезжую,

Из стольного города из Мурома,

Из того села Корочаева».

105 Говорят тут ему могучие богатыри:

«А уж ты ласковое сонце, Владимир-князь,

Что в очах-то детина завирается,

А ише где ему проехать тою дорогою прямоезжею,

Как залегла та дороженька ровно тридцать лет,

110 А залег ту дороженьку Соловей-разбойник».

Говорит-то тут да Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович:

«Уж ты ой еси, Владимир-князь!

Посмотри мою удачу богатырскую,

115 Вон привез я Соловья-разбойника

На двор к тебе!»

А и вот пошли-то Илья Муромец

Со князем да на широкой двор

И посмотреть его удачу богатырскую.

120 Выходил тут князь со боярами,

И со сильными могучими богатырями:

Самсон-богатырь Колыванович,

Сухан-богатырь сын Дементьевич,

Святогор-богатырь и Полкан другой,

125 А только было у князя их тридцать молодцов.

Выходил и тут же и Илья Муромец на широкий двор

Ко тому Соловию да ко разбойнику.

А тут стал Илья Соловия да уговаривать:

«Ты послушай меня, да Соловей-разбойник млад:

130 Посвисти, Соловей, по-соловьиному,

Пошипи-тко-се, змей, по-змеиному,

И зрявкай, зверь, по-звериному,

По-звериному, по-туриному,

А и да ты потешь-ко-се князя да со богатырями».

135 А засвистал Соловей тут по-соловьиному,

Оглушил он во Киеве князей и бояров.

А зашипел-то он да по-змеиному,

А в третье-то зарявкал он да по-туриному.

А тут князья-то со боярами испугалися,

140 А на коленях по двору тут заползали,

И все сильны могучие богатыри.

И натворил он беды несносные:

А что гостиные кони с двора да разбежалися,

А Владимир-князь едва жив стоит

145 Со душой-то он да со княгинею Апраксеюшкой.

Говорит-то тут ласковой Владимир-князь,

Говорит-то он да таковы слова:

«Ей ты гой еси, удалой доброй молодец,

Что Илья да ты Муромец, сын Иванович!

150 Уйми ты Соловья-разбойника,

Ети шутки нам не надобно».

Говорил-то Илеюшко Соловью-разбойнику:

«А ты послушай меня, Соловей-разбойник!

Не свисти-ко-се ты по-соловьиному,

155 И не шипи-тко-се ты по-змеиному,

И не реви-тко-се ты по-звериному,

Чтобы пришли в себя князь да со княгиною,

И со теми да со боярами,

И со могучими да со богатырями».

160 Замолчал тут Соловей-разбойник.

А тогда князь со княгиною да приоправились,

И все сильны могучи богатыри приодумались,

И пошли-то они ко ласкову князю ко Владимиру,

И вот пошли-то они кончать почестен пир.

ПРИЛОЖЕНИЯ

О НАПЕВАХ ПЕЧОРСКИХ БЫЛИН

Материалы печорских экспедиций 1955—1956 гг. представляют обширный и исключительно ценный материал по русскому эпосу Севера. Примерно в одно время и в одном относительно небольшом фольклорном районе (среднее и нижнее течение реки Печоры) было записано свыше 50 былин и былинных фрагментов вместе с их напевами. При этом современная система звукозаписи — магнитофоны — позволила зафиксировать ряд былин полностью и значительную часть — большими отрывками по 25—70 строф, что невозможно было ранее в условиях работе с фонографом.

Все это дает возможность на большом документальном материале проверить ряд научных положений, возникших в свое время на основе слуховых или, в лучшем случае, фрагментарных фонографических записей, и высказать ряд замечаний, в какой-то мере дополняющих существующие в науке данные, а в некоторых случаях и поставить вопрос об их пересмотре.

Задача настоящей статьи — привлечь внимание к свежим и интересным музыкальным материалам, акцентировать их художественную ценность и направить научно-исследовательскую мысль на разработку ряда проблем, связанных с изучением русского музыкального эпоса.

Первое, что бросается в глаза при рассмотрении напевов печорских былин, — это богатство и разнообразие музыкально-выразительных средств. Публикуемые материалы отнюдь не подтверждают распространенного мнения о напевах северных былин, как о чем-то лишенном самостоятельного музыкального значения,[103] а также заставляют изменить представление о преобладании в напевах былин речитативно-декламационного начала, о полном подчинении интонационно-ритмической структуры напева тексту.

Подавляющее большинство напевов печорских былин носит ярко выраженный песенный характер, определяющийся не столько распевностью слогов, сколько обилием интонационно ярких попевок.[104] В широкодиапазонных напевах, составляющих половину собранного материала, эти попевки зачастую основаны на широкой интервалике (см., например, напевы: XIII, XV, XVI).

Узкодиапазонные напевы, имеющие песенный склад, обладают своими особыми музыкальными закономерностями построения и развития мелодической линии; иллюстрацией этого может служить напев II.

Изучение законов построения и развития мелодики печорских былин заставляет несколько по-иному поставить вопрос о взаимоотношении текста и напева.

Традиционное представление о подчиненной роли напева былинному тексту далеко не всегда подходит к печорским былинам.

Анализ построения мелодики и архитектоники напева заставляет думать, что здесь действуют свои специфические музыкальные закономерности, не только не вытекающие из закономерностей стихосложения, но подчас подчиняющие себе ритмику и форму былинного стиха.

В некоторых напевах, где особенности музыкальной формы, строго выдерживаемые из строфы в строфу, подчиняют себе форму былинного стиха, необходимая смысловая цезура разрывает слово (см. напевы V, VII, VIII, X, XIII, XIV).[105]

Иногда устойчивая музыкальная форма напева, деленного на два самостоятельных