Алле, учится заодно, потом уйдет в декрет, потом, наверное, уволится, хотя всё время говорила, что хочет быть независимой, дело её, пусть развлекается. Он улыбался ей в ответ, чтобы не обижать, но внутри всё переворачивалось, и улыбка выходила кривой. Он загонял себя работой и спортом до изнеможения, но нервы всё равно не выдерживали, он чувствовал, что вот-вот взорвётся, его понесёт и тогда его уже будет не остановить. Его обуревала то апатия, то злость, и, наконец, он понял, что ему надо выбираться из этого состояния. Пора ехать к Маргарите, немного расслабиться, забыться. Да, он поступает, как настоящий подонок, но, если он это не сделает, он просто сдвинется. Нужно позаботиться о себе, а потом он сможет позаботиться и о Диане.

– Диана, я уезжаю на несколько дней

– Куда? – встревожилась Диана.

– Заграницу. Прошу тебя отпустить меня и ни о чём не спрашивать.

– К кому ты едешь, Глеб? – в её глазах было столько боли и страха, что Глеб невольно потупил взгляд.

– Мне нужно немного отдохнуть, перегрузиться.

– Поехали вместе, если врач разрешит перелёт.

– Мне надо побыть одному. Просто отпусти меня. Я вернусь, обещаю.

– Одному?

Диана молча заплакала, закрыв лицо руками. Ничего не получается, он так бессердечно бросает её. Глеб вдруг почувствовал острую жалость к ней, но, если он немного не расслабиться, он не сможет жить дальше. И он с подлинной нежностью обнял её, первый раз, после того, как она объявила о беременности. Всхлипывая, она прижалась к нему, он гладил ей волосы, потом нашёл дрожащие губы и прижался к ним. Первый раз он целовал её страстно, а не просто в знак приветствия, расстегнул ей рубашку, взял в руки грудь, Диана застонала, ей так давно хотелось мужской ласки, неужели он преодолел себя? Но вот он расстёгивает её рубашку до конца, сильнее прижимает её к себе… и чувствует набухший живот. Глеб резко отодвигается, обратно застёгивая ей рубашку.

– Извини, малыш, не могу, – тяжело дыша, говорит он.

– Ну что здесь такого? Врач разрешает, все делают это.

Он встаёт, одёргивает толстовку.

– Я поеду, у меня много дел перед отъездом. Я вернусь, и мы на эту тему ещё поговорим, сейчас я не готов.

Глеб добился своего, он сломал Диану настолько, что она уже готова отпустить его куда угодно. Но теперь он ответственен за неё навсегда, её сломанный дух на его совести. Поплакав, Диана успокоилась. В конце концов, вряд ли ей удастся приручить Глеба навсегда. Если ей хотелось тихого семейного счастья, то надо было выбирать Диму. Но она предпочла жить на вулкане.

– Янка, что я творю? – позвонил Глеб вечером своей вечной подруге.

– Уверена, чтобы ты не натворил, ты всё равно считаешь правильным, и иначе бы не поступил.

А когда Глеб выложил ей свои последние новости, она лишь сказала:

– Я тебе сразу говорила, чтобы ты женился на Диане. Кто бы ещё это стерпел? Я бы, на её месте, давно тебя придушила.

Едва самолёт оторвался от земли, Глеб почувствовал себя гораздо лучше. Подальше от этих умоляющих глаз, требующих внимания. Не может он ей дать этого в такой период, он сам пустой.

Маргарита не стояла в здании аэропорта, встречая рейсы. Ей не хотелось приветствия в сутолоке аэровокзала. Она ждала Глеба в своей машине на парковке. Глеб без труда отыскал её маленькое «пежо». Закинув сумку в багажник, он сел на переднее сидение.

– Ну, привет, лисичка.

Стильно заплетенные волосы, тёмный жакет, брючки, шарфик, и не тени улыбки на лице, прямо студентка на экзамене. Наконец Маргарита посмотрела на него.

– Добро пожаловать в столицу Франции, – сказала она.

– Что за официоз? Может ты мне еще сейчас начнёшь рассказывать историю Парижа? В чём дело, лисичка? Ты просила, чтобы я приехал, и вот я здесь.

Глеб поцеловал её в щёчку. И на ней заиграла ямочка.

– Так-то лучше. Ну, давай вези меня.

Маргарита молча вела машину, она думала, что завизжит от радости, увидев его. Но горло лишь болезненно сжималось, и душили слёзы. Вот он здесь, с ней, такой же красивый, модно одетый, но на безымянном пальце у него кольцо. А её с детства учили не брать чужое, и внушали, что чужие мужья – табу. Когда она искала его в Петербурге, об этом не думала, а сейчас, вдруг поняла, что он принадлежит другой, и они ждут ребёнка. Имеет ли она право вмешиваться?

Глеб тоже молчал, он курил и смотрел в окно… Париж… Он был здесь когда-то с Эллой, и после этого поклялся не возвращаться сюда, чтобы ни одно воспоминание не тревожило его. Но вот он здесь, и рядом с ним Маргарита, такая знакомая и такая отстранённая.

– Ну, вот мы и дома, – сказала она, кидая ключи на столик.

Глеб помог ей снять жакет. В гостиной был накрыт маленький стол, свечи, вино, лёгкий ужин. Глеб достал свою зажигалку, зажёг свечи, затем открыл вино и разлил по бокалам. Они выпили, и Глеб привлёк Марго к себе.

– Ну, что с тобой? Где та маленькая хохотушка?

– Спасибо, что приехал, я так соскучилась. Так хотела тебя видеть, но не думала, что ты всё-таки приедешь.

– Я здесь.

– Прости меня!

– Всё в прошлом.

Он приподнял её голову и посмотрел во влажные глаза, а через секунду, сняв резинку с её волос, прядь за прядью стал распускать локоны, пока они все до единого, не рассыпались по спине. Он хотел видеть перед собой ту, которую любил, а не невесту лорда, студентку Сорбонны. Пуговица за пуговицей расстёгивалась блузка, и вот она сброшена пол, и Глеб видит на её запястье татуировку. Буквы хитро сплетены, но вполне читается его имя.

– Что это? – взял он её руку.

– Ты. Ты всегда теперь со мной.

– А что думает об этом твой лорд?

– Он считает, что это рисунок, по-русски он не читает. Ты не против, что я набила тату?

– Я – не твоя мама, чтобы тебе что-то запрещать.

Глеб расстегнул ей бюстгальтер. И тут его словно бес обуял, у него так давно не было женщины, он даже не смог дойти до кровати, повалил её прямо на пол. И не скоро отпустил. Маргарита села, прикурила сигарету, хотя раньше не курила, на её теле играли отблески свечей, Глеб тоже прикурил и молча смотрел на неё, на плоский живот, не вздувшуюся от беременности грудь.

– Ну ты даешь, что это с тобой? – спросила Маргарита.

– Давно вёл монашеский образ жизни.

– Ты? Да ладно.

– Не сезон был.

– Ты же женат?