Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо взять себя в руки. Макс, ты слышишь? Маша, оказывается, была очень сильным человеком, как он могла, испытывая ужасные боли, вовсю веселиться? –спросил Глеб.
– Она плакала по ночам,а последнее время сильно похудела, почти ничего не ела. Почему я ничего не знал? Почему?
– А днём, наверное, находила в себе силы не показывать и виду, как ей больно, – предположил Глеб.
Макс кивнул. У него опять начался приступ истерики. Глеб и Влад сидели оглушённые, ведь помимо горечи утраты примешивалось огромное чувство вины. Глеб на протяжении всех лет был её любовником, а Влад вообще увёл Машу и жил с ней, и как знать, если бы неслабое сердце, может и до сих пор бы она была с ним. Но они играли с ней, то, передавая, как эстафетную палочку, а то и развлекаясь втроём, плюнув на чувства Макса. А он, оказывается, очень одинок, кинулся сейчас к ним, хотя должен их презирать, потому что больше не к кому обратиться. Опять думая только о себе и своих удовольствиях, он нанёс травму невинному человеку, тому, кого считал своим другом со студенческой скамьи. А Макс, кроме Маши, не видел никого, не мог на неё надышаться, всё ей прощал. Конечно, она изменяла ему не только с ними, были и другие мужчины и даже Диана (какой бред!), но их самих это не оправдывает. Глеб вспомнил, что уже на первой их вечеринке в честь его возвращения с того света, он забрал Машу к себе, бросив пьяного Макса. Подонок.
Но Маша, почему она не захотела лечиться? Ему вспомнились её пьяные слёзы, она жаловалась на то, что не видит смысла в своей жизни. Получается, она намеренно не стала лечиться? А еще и курила, чтобы усугубить. Надо прочитать её дневник, может, он приоткроет завесу тайны? Огонёк, что ты наделала?
Макс припал к плечу Глеба и продолжал надрываться рёвом.
– Влад, надо нам с тобой заняться похоронами. Макс не в состоянии. У неё были хоть какие-нибудь родственники? Надо кому-то сообщить?
– Нет, она детдомовская. Сбежала оттуда в одиннадцать лет и жила в подвале, их там было много таких. Глеб, скажи, ты же знаешь, как это пережить?
– Не знаю, если бы знал, сказал и сам не мучался.
– Макс, ты прости нас, – прошептал Влад.
– Я простил. Маша мне сказала, что сама вас спровоцировала. Да, и не вы одни у неё были, она с одиннадцати лет занималась проституцией. Машенька моя….
– Поехали ко мне, тебя нельзя сейчас оставаться одному.
– Сестра моя старшая сейчас приедет. Я хочу побыть дома.
А когда приехала его сестра, Глеб сказал, чтобы она не стеснялась в расходах и занялась Максом, они с Владом всё организуют и оплатят.
Глеб ввалился в квартиру совсем больным, ноги были ватными, в голове шумело. Он как мог держался, ведь надо было поддержать Макса, а теперь силы закончились. Как это могло произойти? Как? Ещё одна смерть… в какую небесную канцелярию надо написать, чтобы прекратить это? Неправильно, когда умирают молодыми, умирать надо в глубокой старости, в своей постели, в окружении любящих людей. Глеб закрыл дверь и прислонился лбом к стене. Нет больше пухленькой, страстной Маши, никто больше не будет так целовать его. Он вспоминал, как они познакомились, тогда ещё была жива Элла, как Маша отвлекла от грустных дум, закружила его вихрем страстей. Она всегда была весела, с ней можно было забыть обо всех проблемах и греться, как у огонька. Как больно, снова больно. Ведь, ни смотря ни на что, он по-своему любил её.
– Глеб, – нежно тронула его за руку Диана, – Ты расстроен? Ты чего тут стоишь?
– Я не знаю, как помочь Максу справиться со всем этим.
На самом деле, он не знал, как помочь себе.
– Это правда? Что случилось? Мне Алла буквально в двух словах рассказала.
– Рак лёгких, который она не захотела лечить.
– Значит это был её осознанный выбор.
Да что ты понимаешь? Она наивна, как ребёнок и скорее всего, даже понятие не имела, что это за болезнь, – хотелось крикнуть Глебу, но он сдержался, лишь сжал кулаки.
– Уже поздно, иди ложись, я в норме, – только выдавил он из себя.
Когда Диана ушла, Глеб заставил себя дойти до гостиной, плеснул виски и упал в кресло, в руках у него была засаленная тетрадка, её дневник. Странно, что такая девушка, как Маша вела дневник. Глеб отхлебнул из стакана и раскрыл тетрадь, свет он включать не будет, подсветит страницы телефоном. На свет может прийти Диана, а видеть и тем более что-то ей говорить, он совсем не хотел, он хотел остаться наедине с Машей, покопаться в её голове, и может, лучше узнать её.
Почерк был ужасный, куча ошибок, помарок, страницы загрязнены, некоторые строки прочитать не было никакой возможности. Она писала редко, урывками, даже даты кое-где были перепутаны. В одиннадцать лет она сбежала из детдома, стала зарабатывать на жизнь проституцией, какой-то хиппи предложил ей жить с его друзьями в тёплом подвале. «…У меня там был свой угол, не очень сырой, мне его уступили, как женщине. Эти хиппи очень миленькие, угощают меня сигаретами, травкой, водкой, а потом мы занимаемся групповым сексом. Весело…», «… Как классно, что я свободна, как ветер, не надо учиться, работа моя меня не напрягает, подумаешь, ноги развести! Сейчас пишу дневник, а мальчики закручивают папироски с травкой, сейчас заканчиваю и иду к ним, навстречу кайфу!…». Потом почти три года были пропущены. Насколько он понял, Машка продолжала жить в подвале, но старые хиппи куда-то пропали, и появились новые, но Машка у них стала, как арендодатель, главной. Она продолжала жить проституцией, но к случайным связям прибегала редко, в основном, она находила кого-то одного и либо жила с ним, либо постоянно встречалась, живя в подвале. С травой она почти завязала «…Иногда я покуриваю, но у меня начинается страшный кашель, и приходится отказываться от этого удовольствия, что ж, придётся довольствоваться спиртным…». И вот наконец он дошел до страниц их знакомства «…Сегодня случайно оказалась в баре, там гуляла компания. Все, без исключения, домашние, но пьют так же, как и мы, дворовые. Все учатся в институтах, прилично выглядят, чистенькие, аккуратные, загляденье. В такие минуты и мне хочется быть домашней. А один мальчик, просто сказка! Я таких красивых парней и не встречала, конечно, он какой-то
