– Вы редкой чистоты душа, Энгюс, раз сейчас молчите, а не продолжаете убеждать меня, дескать, ошибся, это всё пустые страхи. Ибо знаете: все мои слова – правда. Ни Сберегающие, ни Круг шаманов, ни Комитет никогда не станут враждовать открыто, они с искренним уважением друг к другу каждый начнёт тянуть одеяло на себя. Айлин через меня можно уговорить нарушить клятву верности перед мужем и встать в вопросах веры не на его сторону, а на сторону Церкви: маленькое такое нарушение законов Единого ради большого торжества Церкви. Запросто ведь, а? Жрецы Эбрилла попросят меня, пользуясь дружбой с ярлами Виртанен, помочь им с миссионерством на севере против тамошних богов. Как я могу противиться будущему величию Леса – пусть для этого придётся обмануть того, с кем рубился спина к спине? Кругу шаманов будет крайне интересно моё звание Горного мастера, ведь гномы и степняки имеют немало общего, а там можно и дальше подумать, главное – зацепиться за горы. И у каждого есть способ на меня надавить, рано или поздно… Заметьте, не если, а обязательно когда – они перетащат меня поддержать одну из сторон. Тут даже ваши пророки не факт, что смогли бы устоять, а мне до святых очень далеко. Надо объяснять, чем это закончится? Нет уж. Безопаснее и для дочери с внуками, и для сестры выйдет, если я останусь здесь. Почётным покойником. У Лейтис есть Харелт, Айлин… Рэган не даст ей пропасть. А теперь Его Величество без труда убедит всех в политической необходимости их брака. Как же, единственная оставшаяся в моей семье, наследует сразу за мной, брак устраняет последние династические разногласия между двумя ветвями рода Ясных владык. Да ещё сестра национального героя и родственница императрицы, – Ислуин не удержался от доброй улыбки. – Они будут счастливы. А мне пора.

Магистр закинул мешок на спину.

– Пусть о том, что я жив, знаем лишь мы трое. Прощайте Энгюс. В ближайшие лет сто про меня никто не услышит. А вам, Манус, до свидания. Будьте осторожны на своём посту, тогда с вами шанс снова встретиться у нас есть.

Ислуин махнул рукой и скрылся в рассветных сумерках.

Бонусный рассказ. Старый профессор

Профессор Ириен проснулся от собственного крика. От дикого ужаса, который могильным холодом сковал ночной сон. Солнце уже встало, через распахнутое окно комнату заливали потоки света, слышалось воркованье голубей на крыше. Где-то в соседнем переулке грохотала по плитам мостовой запоздалая телега, не успевшая покинуть центр города до наступления положенного часа. Словно рой насекомых гудели с улицы голоса ранних прохожих, на перекрёстке выкрикивал заголовки мальчишка-газетчик, предлагая купить свежий выпуск «Всеэльфийского вестника» или «Вечерних новостей Киарната». Старик не видел и не слышал ничего, в глазах стояла темень, горло сдавило ледяной рукой кошмара: сегодняшний сон никак не хотел отпускать и наяву.

Затрещали ворота, а на стенах раздались радостные завывания победителей. Секунды, минуты, и со всех сторон город затопила чёрная орда. Уродливые создания бежали по улицам, врывались в дома и рубили всех, никому не давая пощады. Разбили двери в храм Эбрилла, где пытались укрыться те, кто не мог сражаться. Чёрные вбежали внутрь и принялись рубить мечущихся женщин и стариков, затем подожгли здание. С радостным хохотом они бросали в огонь маленьких детей, вырывая их у матерей, а женщин и девушек тут же, на ступенях храма, насиловали, после чего распарывали им животы и ещё живых бросали в огонь.

Агония города длилась недолго. Красивые сады, изящные дома и храмы с жаром принялся пожирать огонь. Он был везде: яркий, рыжий, алый и багряный, будто поток золотой воды, стремившейся в небо. А среди клубов чёрного едкого дыма метались жители. Те, кто уцелел в первые минуты резни. Бежали, волоча на руках детей, крича и плача, пытаясь убежать от огненной смерти, отныне владевшей городом вместо них. Бесполезно. Любого, кто сумел вырваться из огненной ловушки, рубили захватчики.

Ириен нашарил на столике рядом с кроватью кувшин. Не заботясь о приличиях, даже не пытаясь искать стакан, не думая, что ночная рубашка промокнет, старик принялся жадно хлебать воду. Ириена не просто так называли величайшим знатоком обитаемого мира, в голове которого умещается вся библиотека Академии. Только народ низкорослых чужаков с лицом, заросшим чёрной шерстью, был ему незнаком. Зато слишком хорошо знакомы города, умиравшие в снах каждую ночь. Великий лес, Северные Королевства, столица Великой степи, залитые кровью подгорные галереи гномов. И вот сегодня самое страшное видение. Смерть места, где Ириен родился и вырос – крупнейшего из городов Южного удела.

Сны начались, едва он узнал, что посольство Ясного владыки целиком до последнего эльфа убили люди. А по столице Великого леса, словно сами собой, поползли настойчивые слухи, что виноваты в нападении якобы нукеры Великого хана... Старик всё же сумел заставить себя натянуть вместо ночной рубахи повседневную тунику. Нашарил возле кровати меховые тапки, потом, словно заводная кукла, прошагал в столовую. Там на столе ждал завтрак, заботливо выставленный приходящей служанкой. Зачарованные тарелки не давали еде остыть, и заказано всё было в одном из лучших заведений города, но жевал Ириен механически, не чувствуя вкуса. Подмени изысканные кушанья старыми стельками, всё равно не заметит. Впрочем, подменять некому: жена давно умерла, дети обзавелись семьями и разъехались по всему Великому лесу, а служанка приходит только утром и вечером.

За это старый эльф и не любил свой дом. Ставший пустым, тихим, он всё чаще напоминал ему одну из усыпальниц некрополя, где принято хоронить Ясных владык. Ириен и в столице оставался-то исключительно поддавшись необходимости: чтобы закончить энциклопедию, нужны библиотека и собрание редкостей из музея Академия. Да и кафедру артефактов и зельеварения оставить теперь не на кого...

Мысль о преподавании заставила профессора выронить ложку, по щекам потекли слёзы. Ириен даже не пытался их вытереть, ведь солёные ручьи хоть как-то помогали унять накатившую боль в сердце. Губы словно сами собой зашептали:

– Артан, мой лучший ученик, а потом хороший друг. Я так мечтал, что, вернувшись из этого посольства, ты займёшь моё место в Академии. И что мне делать теперь? На кого оставить дело, которому я отдал всю жизнь?

Старик не смотрел на часы, не замечал, сколько он просидел неподвижно за столом. Наконец слёзы иссякли, боль в груди чуть отпустила. С кряхтением профессор заставил себя подняться. Кроме преподавания он должен успеть завершить ещё один труд,