Основной причиной, толкавшей императора к началу войны с Россией, было желание заставить ее выполнять Тильзитский мирный договор 1807 года. Согласно этому договору, император Александр обязывался закрыть все порты своих владений для Англии — это выполнялось лишь весьма приблизительным образом. Наполеон имел основание думать, что разорит англичан — нацию, главным образом занятую производством товаров и торговлей, — если ему удастся разрушить их торговлю с континентальной Европой. Однако выполнение этого грандиозного плана наталкивалось на такие трудности, что старая Франция, оставаясь в одиночестве, в действительности подвергалась торговым ограничениям, а «лицензии», о которых я уже говорил выше, пробивали значительные бреши в Континентальной блокаде. Хотя система этой блокады и была установлена императорским декретом в Италии, Германии и в Иллирийских провинциях, там ее применение оказалось лишь весьма иллюзорным, как из-за большой протяженности береговой линии, так и из-за попустительства и недостатка контроля со стороны тех, кто управлял этими обширными областями. Так что, отвечая на высказываемые со стороны Франции требования запретить все торговые связи с Англией, русский император отмечал, что исключения из правил Континентальной блокады были общими почти для всей Европы. Но истинная причина отказа, которым Александр отвечал на требования Наполеона, заключалась в его опасении быть убитым, подобно собственному отцу, императору Павлу, которого упрекали в том, что он ранил национальное самолюбие русских, став союзником Франции, и в том, что он разрушил русскую торговлю, объявив войну Англии. Впрочем, Александр начинал понимать, что уже оттолкнул от себя умы, выражая Наполеону почтение и дружбу при встречах в Эрфурте и Тильзите. Теперь ему следовало опасаться нанести им новую обиду прекращением любой торговли с Англией: ведь это был единственный рынок, куда русские помещики могли вывозить и продавать сырье из своих необъятных имений, чтобы продолжать свой паразитически-роскошный образ жизни. Смерть Павла I хорошо показала, каким опасностям подвергается русский император, принимая подобные решения. Александр должен был бояться еще сильнее, поскольку все еще видел возле себя офицеров, окружавших его отца. К их числу принадлежал Беннигсен, начальник его штаба.

Наполеон недостаточно принимал во внимание трудности этой ситуации, угрожая Александру войной, если тот не выполнит его желаний. Однако, узнав о понесенных в Испании и Португалии потерях и неудачах, он, казалось, начал колебаться перед необходимостью ввязаться в войну, в исходе которой он отнюдь не был уверен. Я знаю от генерала Бертрана, как на острове Святой Елены Наполеон часто повторял, что сначала единственной его мыслью было напугать императора Александра, чтобы заставить его соблюдать мирный договор: «Мы, — говорил он, — были подобны двум бойцам одинаковой силы, которые выглядят готовыми схватиться врукопашную, но не желают этого и угрожают друг другу взглядом и оружием, наступая мелкими шажками, причем каждый надеется, что его противник отступит, испугавшись наткнуться на шпагу!» Однако сравнение императора неточно, поскольку за спиной у одного из этих бойцов была бездонная пропасть, готовая поглотить его при первом же шаге назад. Поставленный таким образом между перспективой позорной смерти и необходимостью сражаться, имея шансы на успех, он должен был принять это последнее решение. Таково было положение Александра, еще более усложнявшееся маневрами, предпринимавшимися англичанином Вильсоном по отношению к генералу Беннигсену и его штабными офицерами.

Император Наполеон еще колебался и, похоже, хотел прислушаться к мудрым советам своего бывшего посла в Санкт-Петербурге Коленкура. Он хотел даже опросить многих французских офицеров, какое-то время проживших в России и знавших ее топографию и ресурсы. Среди них был и Понтон, принадлежавший к числу офицеров инженерных войск, которым при подписании Тильзитского мира Наполеон, по настоянию Александра, разрешил и даже настоятельно предложил провести несколько лет на службе в России. Это был человек как нельзя более способный и необыкновенно скромный. Принадлежа к топографической службе армии Наполеона, он не счел бы для себя возможным, если бы его об этом не спросили, высказать свое мнение о тех трудностях, какие встретила бы армия, ведущая войну на территории Российской империи. Но когда Наполеон задал ему этот вопрос, Понтон, как честный человек, глубоко преданный своей стране, счел своим долгом высказать всю правду главе государства и перечислил все препятствия, какие встанут перед французами при осуществлении этой затеи. Главными из них были: бездействие литовских провинций, в течение долгих лет подчиненных России, и недостаток помощи с их стороны; фанатическое сопротивление старых москвичей; редкая возможность пополнения запасов пищи и фуража; почти совершенно пустынные области, через какие предстояло пройти; дороги, не проезжие для артиллерии после дождя в течение нескольких часов. Особенно он подчеркивал суровость зимы и физическую невозможность ведения войны в период снегопадов, который нередко начинается с первых чисел октября. И наконец, как истинно смелый человек, не боясь не понравиться императору и рискуя своим будущим, г-н Понтон позволил себе упасть перед императором на колени и умолять его во имя счастья Франции и собственной славы не предпринимать этого опасного похода, все бедствия которого он ему предсказал. Спокойно выслушав г-на Понтона, император отпустил его, не сделав никаких замечаний. Несколько дней он был погружен в размышления, и распространился слух, что поход откладывается. Однако вскорости г-н Маре, герцог Бассано, вернул императора к его первоначальному плану. Тем временем Наполеона уверили в том, что маршал Даву не безучастен к его решению направить свою многочисленную армию из Германии к берегам Немана — западной границе Российской империи, — чтобы заставить Александра подчиниться требованиям императора.

Начиная с этого момента, хотя г-н Понтон по-прежнему входил в состав кабинета и всюду следовал за императором, тот больше ни разу не обратился к нему на всем пути от Немана до Москвы. А когда во время отступления Наполеону пришлось признаться самому себе, что предсказания этого достойного уважения офицера полностью оправдались, он избегал встречаться с ним взглядом. Тем не менее г-н Понтон был повышен императором в чине до полковника.

Но не будем ускорять ход событий и вернемся к приготовлениям Наполеона, призванным волей-неволей заставить русских принять условия, которые он хотел им навязать.

Начиная с апреля французские войска, расквартированные в Германии, а также те контингенты, которые различные владетели Рейнской конфедерации привели под знамена Наполеона, пришли в движение.

Их марш на Польшу замедлялся лишь трудностями, возникавшими при необходимости добывать корм для многочисленных лошадей, потому что трава и даже зерновые культуры в это время года в северных странах еще не успели прорасти. Однако император покинул Париж 9 мая и в сопровождении императрицы прибыл в Дрезден, где его ждали его тесть, австрийский император, и почти все германские князья, одни из которых были привлечены надеждой увеличить вскорости размеры своих государств, другие — опасением не угодить тому, кто был арбитром их судеб. Среди них отсутствовал лишь король Пруссии, поскольку его государство не входило в состав Рейнской конфедерации. Его не пригласили на эту встречу, а сам он не осмелился на ней присутствовать без разрешения Наполеона! Он нижайше попросил этого разрешения и, как только получил его, немедленно прибыл, увеличив толпу государей, направившихся в Дрезден ко двору всемогущественного покорителя Европы.