что отражало историческую озабоченность корпораций поддержанием постоянного притока капитала. Такая схема связывала банки Уолл-стрит с их клиентами интимными отношениями и давала банкам свободные денежные средства для кредитования с высокими спрэдами. Это была замечательная шумиха. В эти угасающие дни банковских отношений прибыль казалась почти гарантированной, что породило приятное, но солидное поколение банкиров.

В ретроспективе может показаться странным, что компании должны были оставлять в своих банках столько неиспользуемых денег. Но при низком уровне инфляции и процентных ставок они действительно мало чем жертвовали. Леффингвелл был в первых рядах тех, кто выступал за свободную рыночную процентную ставку. Банк понимал, что легкие дни компенсационных балансов сочтены. Тем не менее, в сентябре 1949 г. он получил толчок, оказавшись неожиданной жертвой сенсационного преступления - истории, не попавшей на страницы финансовых изданий, но оказавшей глубокое влияние на банк.

Французско-канадский ювелир по имени Ж. Альбер Гуэй воспылал незаконной страстью к девятнадцатилетней официантке по имени Мари-Анж. Решив избавиться от мешающей ему жены, Гуэй подложил бомбу в ее чемодан перед посадкой на рейс авиакомпании Quebec Airways. Он хотел не только удовлетворить свою незаконную страсть, но и получить 10 000 долл. по страховке жизни жены. В пятидесяти милях к северо-востоку от Квебека самолет взорвался, в результате чего сгорела жена Куэя и еще двадцать два пассажира. Ювелир-интриган не получил ни денег, ни любовницы, но был приговорен к смертной казни через повешение.

Такая мелодрама, казалось бы, далека от спокойной деятельности J. P. Morgan and Company. Однако среди жертв самолета был и Э. Таппан Стэннард, глава компании Kennecott Copper. Стэннард принадлежал к Kennecott еще тогда, когда Дуайт Морроу помог Гуггенхаймам организовать компанию во время Первой мировой войны. В 1942 г., вскоре после регистрации Morgan, он стал первым "внешним" директором в совете директоров банка. Теперь озадаченный преемник Стэннарда спросил своего финансового директора о депозите в 60 млн. долларов, который медная компания хранила в Morgans. Смущенный финансовый директор ответил, что компания всегда держала там крупные суммы. Не разбираясь в подобных абсурдах, новый президент спросил, почему бы не оставить 10 млн. долларов, а остальные 50 млн. долларов инвестировать? Эта блестящая идея потрясла 23 Wall: Kennecott выводил из банка 10%, несмотря на то, что Джордж Уитни был директором Kennecott. (Согласно другим версиям этой истории, Морганс на самом деле поощрял Kennecott распределять свои вклады между несколькими банками из соображений безопасности). Этот шаг предвещал главную особенность эпохи казино - смерть банковских отношений, которые характеризовались эксклюзивными связями, привязывавшими крупные компании к Дому Моргана и другим банкам Уолл-стрит.

Для выживания Morgans были необходимы такие большие остатки денежных средств. В соответствии с установленными законом ограничениями на кредитование, компания не могла предоставить одному клиенту более 10% своего оборотного капитала. (Банковский капитал фактически был меньше, чем депозиты на сайте , т.е. то, что оставалось после погашения банком всех своих долгов). Это означало, что банк мог предоставить General Motors, U.S. Steel или General Electric всего лишь 5 или 6 млн. долл. Имея директоров в советах директоров этих компаний, Morgan все еще имел преимущество, но нехватка капитала грозила лишить его крупного бизнеса. Как сказал Леонард Макколлом из Continental Oil (впоследствии Conoco) Джорджу С. Муру из National City, "J.P. Morgan недостаточно велик, чтобы быть нефтяным банком, но вы-то можете, и вам следует подготовиться к этому". Можно отметить, что компания Continental была образована в результате слияния, организованного Морганом, еще в 1920-х годах, а Макколлом даже был директором J.P. Morgan. Если нужно было, компании прибегали к услугам традиционных банкиров и больше не боялись враждовать с Уолл-стрит. Их возможности в эпоху казино были гораздо более диверсифицированы, чем в прежние времена неволи.

Дом Моргана боролся с неприятным фактом, что он слишком мал, чтобы выжить в качестве крупного финансового института, и что только слияние может вернуть ему былое могущество. В 1953 году Джон Дж. Макклой, бывший президент Всемирного банка, а ныне председатель правления банка Chase, сделал Уитни предложение о слиянии. Теперь Chase был колоссом рядом с Morgans; по своим огромным активам он занимал третье место в стране. Однако дом Морганов безоговорочно верил в свое особое предназначение. Когда Уитни обсуждал с Макклоем возможность слияния, он торговался так, как будто J. P. Morgan был более крупным банком. Уитни поинтересовался, кто будет контролировать объединенный банк, и добился от Макклоя неожиданной уступки: "Я вполне готов отойти в сторону, если в результате... ...анализа окажется, что делами этого банка должны управлять другие". Когда Уитни обсудил это необычайно щедрое предложение со своими коллегами, он не встретил ликования. Напротив, он столкнулся с непримиримой оппозицией со стороны двух сыновей знаменитых партнеров - Генри П. Дэвисона и Томми С. Ламонта, которые отказались сливаться с кем бы то ни было, тем более с Чейзом. Они не хотели вносить разлад в чистокровную культуру Morgan. К концу десятилетия эта клановость с запозданием заставит банк Morgan пойти на спасительное слияние. Макклой тем временем возобновил переговоры с Bank of the Manhattan и осуществил слияние, в результате которого Chase превратился из оптового банка в ведущий розничный банк Chase Manhattan.

В годы правления Трумэна банк Моргана по-прежнему подвергался политическим нападкам, перекликавшимся с "Новым курсом". Теперь его обвиняли в старых политических преступлениях, не имея при этом фактического удовольствия от их совершения. Однако реформаторы не могли поверить в то, что дом Моргана был выхолощен. В 1950 году представитель Эммануэль Селлер из Нью-Йорка показал, что директора J. P. Morgan входили в советы директоров компаний, чьи активы составляли более 25 млрд. долл. Аналогичным образом, во время короткой шумихи вокруг власти Morgan председатель совета директоров U.S. Steel Ирвинг С. Олдс успокоил участников ежегодного собрания такими словами: "Случилось так, что один из членов J.P. Morgan &. Co. входит в этот совет директоров. Я утверждаю, что J. P. Morgan & Co. или какой-либо другой финансовый интерес или группа контролирует U.S. Steel". Образность, заимствованная из времен Money Trust, теперь кажется анахронизмом. Гигантские американские корпорации, имеющие многонациональный масштаб, больше не подчинялись одному-единственному банку с Уолл-стрит.

К началу 1950-х гг. вендетта против Уолл-стрит, бушевавшая на протяжении двадцати лет, сошла на нет, и руководители Morgan вновь могли выступать в качестве политических союзников. Однако участие в политической жизни носило иной характер. Джордж Уитни и другие считали, что банк обжегся на политическом дурмане. Опасаясь, они сторонились той роли маклера, которую Том Ламонт играл в республиканской партии. Уитни, хотя и был республиканцем всю жизнь, не