любил публичных боев и ассоциировал политику с публичным разоблачением, скандалом и унизительными допросами. Его влияние должно было носить скорее личный, чем институциональный характер, и быть настолько незаметным для широкой публики.

Уитни поддерживал тесные отношения с Дуайтом Д. Эйзенхауэром, которые возникли почти случайно. Сын Уитни Роберт служил в штабе Эйзенхауэра во время войны и работал в его президентской кампании; он познакомил своего отца с Айком, который обедал с Уитни в Олд-Уэстбери, когда был президентом компании Columbia. В 1951 г. Джордж Уитни помог финансировать волонтерскую группу "Граждане за Эйзенхауэра", которая способствовала появлению клубов Айка по всей Америке.

Когда в 1951 г. Эйзенхауэр отправился в Париж в качестве военного командующего SHAPE (Supreme Headquarters Allied Powers Europe), он предложил Уитни составлять еженедельные или ежемесячные письма с изложением его взглядов на актуальные вопросы жизни страны. Уитни отвечал ему длинными, насыщенными мнениями письмами, в которых язвительно судил о большинстве политиков, рабочих и бизнесменов, но с почтением и нежностью относился к Эйзенхауэру. Айк чувствовал себя в море по экономическим и финансовым вопросам и был рад этим лекциям. "Ваши письма - одно из самых ярких событий в моей служебной жизни", - говорил он Уитни.

В письмах Уитни отражено разочарование в современной экономике, что многое говорит о падшем состоянии банкиров в новое время. По его собственному признанию, его любимым "жупелом" был организованный труд, но при этом он не гнушался порицать менеджмент за уступки требованиям рабочих. Несмотря на то, что он проработал в совете директоров General Motors двадцать семь лет, он чаще других наносил удары по президенту GM Чарльзу Э. Уилсону. Особенно его раздражало то, что Уилсон договорился с Объединенными авторабочими о надбавках на повышение стоимости жизни, что, по его мнению, способствовало бы инфляции, даже если бы это было выгодно компании. В какой-то момент Уитни с насмешкой послал Айку речь Вильсона о борьбе с инфляцией, указав на несоответствие между автором и темой. Времена, когда Дом Моргана диктовал своим промышленным клиентам, прошли.

Уитни ненавидел администрацию Трумэна, которая, по его мнению, увековечила худшие тенденции Нового курса - менталитет государства всеобщего благосостояния, побуждающий людей ожидать поддержки от правительства, введение федерального контроля над бизнесом и уклон в сторону борьбы с безработицей, а не с инфляцией. Он считал, что Трумэн обвиняет богатых и эксплуатирует классовые противоречия. При этом он не менее опасался кандидатуры сенатора Роберта Тафта из Огайо, которую Ламонт отверг десятилетием ранее в пользу Уэнделла Уилки. В конце 1951 г. Айк все еще уклонялся от участия в президентских выборах, ссылаясь на то, что его должность в SHAPE требует беспартийности. Но когда в октябре 1951 г. Уитни узнал, что Тафт объявил о выдвижении своей кандидатуры, он не ограничился мягким подталкиванием и обратился к Эйзенхауэру с настоятельной просьбой принять участие в предвыборной гонке: "Совершенно очевидно, что работа, которую вы сейчас выполняете, окажется под угрозой в случае успеха кандидатуры Тафта, поскольку его самые активные сторонники представляют самое мощное изоляционистское движение в этой стране. . . . Я не вижу особого смысла в республиканской администрации во главе с Тафтом". Избрание Айка подтвердило верховенство интернационалистов в послевоенной республиканской партии.

Всего через месяц после избрания Эйзенхауэра радость Уитни от этой победы оборвалась. Его тридцатишестилетний сын Роберт, помощник вице-президента банка по Юго-Западному региону, красивый, атлетически сложенный мужчина, вечером в конце декабря 1952 г. был сбит автомобилем и погиб мгновенно. У Роберта Уитни остались жена и четверо детей.

Для человека, чья ранняя жизнь предполагала легкое процветание, Джордж прожил жизнь, полную проблем. Дуайт и Мэми Эйзенхауэр прислали рукописную записку с соболезнованиями: "Мы не можем найти слов, чтобы выразить шок и скорбь, которые мы испытываем от только что полученного известия о трагическом несчастном случае с Бобби".

В лице Эйзенхауэра банк Моргана получил почти идеального союзника - консерватора по экономическим вопросам, но противника экономического национализма и политического изоляционизма. Со времен Гувера банк не пользовался таким расположением. Называя Уитни своим "подслушивающим пунктом" на Уолл-стрит, Эйзенхауэр приглашал его на "мальчишники" в Белом доме для друзей-бизнесменов - мероприятия, вызвавшие обвинения в том, что Айк был подкуплен богатыми друзьями. Президент явно прислушался к советам Уитни. В начале 1950-х годов возникло движение за то, чтобы не фиксировать цену на золото. Одни хотели повысить, другие понизить цены на золото. Уитни и Леффингвелл убедили Эйзенхауэра сохранить цену на золото на уровне 35 долл. за унцию, на котором она находилась с 1934 года. Айк считал меморандум Леффингвелла по золотому вопросу лучшим из всех, которые он читал.

Первые годы жизни Эйзенхауэра показали, что в Вашингтоне прочно укоренилось давнее предпочтение Морганов к международному экономическому сотрудничеству. Исторический раскол, который так мешал Морганам, - между сельскими изоляционистами, выступавшими за инфляцию, и банкирами восточного побережья, выступавшими за твердые деньги и имевшими финансовые связи с Европой, - ушел в прошлое, став темой для студентов-историков. Американские компании выходили за рубеж, фермеры осваивали экспортные рынки, а Вашингтон имел военные базы по всему миру. Америка уже не казалась такой далекой от остального мира и была четко привязана к Европе через Атлантический альянс. Дом Морганов перестал быть чужеродным присутствием в политической культуре Америки.

 

ГЛАВА 26. МАВЕРИКС

 

Если Уолл-стрит 1950-х годов представляла собой закрытый привилегированный клуб, то законодателем мод и социальным арбитром была компания Morgan Stanley. Это было удивительно маленькое заведение: менее двадцати партнеров, сотня сотрудников и мизерный капитал в 3 млн. долл. Тем не менее она была образцом инвестиционного банкинга и обладала огромным влиянием. Из окон ее офиса на Уолл-стрит, 2, с зелеными коврами и белыми стенами открывался вид на церковь Троицы. На возвышении, называемом платформой, - аналог комнаты партнеров в Morgan Grenfell - стоял двойной ряд столов из красного дерева с рулонными столешницами, точная копия столов в 23 Wall. Как близнецы, разлученные при рождении, они свидетельствовали об общем происхождении с компанией J. P. Morgan and Company, расположенной в соседнем квартале.

Morgan Stanley мог похвастаться несравненным списком клиентов из списка Fortune 500 и крепко сжимал наручники многих старых лидеров House of Morgan, включая General Motors, U.S. Steel, Du Pont, General Electric и Standard Oil of New Jersey. В конце 1940-х годов к ним добавились Mobil, Shell Oil, Standard Oil of Indiana, Bendix, H. J. Heinz и многие другие. Она представляла шесть из семи нефтяных компаний-сестер и выпустила больше облигаций, чем любая другая фирма. Будучи доверенными лицами сильных мира сего,