способностей, как так? У меня отлично получается с посохами, я умею слышать Штуковину, но навести даже маленькое колдунство, тут ни черта не получается. Осененная неожиданной мыслью я лезу в карман.

— Слушай, Томашек, я тут нашла в кустах, не знаешь что это такое?

Гражданин Манджаротти присматривается к вещи, лежащей на моей ладони, а потом основательно слюнявит пальцы и, приклеив блестящую чешуйку к указательному, подносит к глазам. Пока он внимательно рассматривает маленькую красивую штучку, я стараюсь не дышать. В моем сне Ва сказал, что она может помочь. А похмельные сны, самое точное, что может быть. Во всяком случае, я в этом уверена на все сто.

— Какое-то бесполезное барахло, Бетти. Похоже на застежку дамской сумочки. Кто-то упустил ее сверху, наверное, — наконец объявляет Томашек и тычет худым пальцем в брюхатые облака. — В Нижнем бабы вряд ли носят такие.

Застежка от дамской сумочки, слова кладбищенскими плитами падают мне в душу. Одна на одну, заваливая весом все самые прекрасные перспективы и мудрые планы. Нет, я поджимаю губы, я не могу в это поверить. Застежка. Самая бесполезная в моих обстоятельствах вещь.

— Ты как мусорщица, Бет, подбираешь всякий хлам, — бессердечно смеется мой компаньон, возвращая серебристый овал.

— Думала, твоя Джелинда потеряла, — огрызаюсь я. Укол попадает в цель, тощий немедленно начинает спорить, что ничего такого у нее не видал. Сует мне в руку серебристую находку. И объявляет перерыв законченным.

— Надо работать, а не заниматься ерундой!

Я хмыкаю и поднимаюсь с бетона. Ерунда, это то, чем принцесса Беатрикс может заниматься бесконечно.

Я — Хистофох

дата публикации:08.12.2023

Надо признать, что плешывец отработал каждую из семисот пятидесяти монет на все сто. Меня мутит, колотит, морозит, шатает и все это одновременно. По сравнению с этими ощущениями любое другое колдунство которое я когда-либо видела полная ерунда на постном масле. А самозваные колдуны его производящие махровые дурилы в цветастой обертке из обмана и беспросветной глупости.

Сверху на нас осыпают огненный пепел облака. Вокруг шумят торговцы, чьи крики гулко отдаются в головах. Улица, по которой мы бредем с мокрым до нитки грустным Юсуфом, плывет в мареве испарений.

— Стоило так меня поливать, госпожа? — предъявляет мелкий проходимец, — я теперь будто в реку свалился. Теперь мамушка будет меня ругать.

— И это вместо признательности, дорогой Юсуф? — интересуюсь я, — за мою доброту и терпение?

Меня шатает. Кажется любое движение, любой жест длится вечность. Пошевелив пальцами, я наблюдаю, как они двигаются отделенные от меня миллионами шагов. Будто я сжалась до мизерной точки, обратившись в полнейший ноль, а огромные они где-то там во Вселенной. И я смотрю на них с глупой улыбкой на губах, радуясь от одной только мысли, что могу ими повелевать.

— Вы на меня два ведра вылили! — жалуется шагающий рядом трусишка.

— Ты пропустил самое интересное, — отвлекшись от рук, пожимаю плечами я, его неблагодарность меня почему-то не трогает. — И валялся как дохлый кролик, будто поймал плюху по голове. Что по твоему мнению я должна была сделать?

Не найдя что ответить, он покрепче сжимает мой локоть, все видом выражая, что по-любому надо было быть с ним повежливей, раз уж мы бредем к его мамушке, у которой намереваемся плотно пообедать и залечь на дно, пока движуха с поисками не успокоится. Хотя сложно сказать, что сейчас происходит: ищут нас или нет. Ищут только меня или вместе с Юсуфом или всем наплевать. Да и не до этого сейчас. Стараясь разогнать туман в голове, я привыкаю к странным ощущениям. Теперь принцесса Беатрикс стала Генриеттой Лакс. И я понятия не имею, нравится мне это или нет. Где-то там в моей крови течет волшебная жижка, то самое колдовство, что превращает прекрасную Беатрикс в Генриетту Лакс. При воспоминании о пульсирующих о трубках мастера Гельминтаса, я зябко вздрагиваю.

Я назвал вас Генриеттой Лакс, госпожа! Плешивый колдун потер потное лицо и удивленно на меня посмотрел, будто сам в это не верил. Совершенно не верил в происходящее. Его пораженный взгляд я чувствовала спиной, пока мы с еле переставляющим ноги Юсуфом выбирались из лавки. Генриетта Лакс! Будто в этом было что-то совсем особенное. Один случай на миллион. Или просто один случай из бесконечности. То, чего не может быть. Парадокс! Где-то я об этом уже слыхала, только не могу вспомнить где. Шагая рядом со своим ручным проходимцем, я пытаюсь вспомнить, но тут мы поворачиваем за угол и мое сердце пропускает удар. Замирает, будто давится чужой кровью.

Пораженная увиденным, я ускоряюсь. Виляю между зеваками, шатающимися по площади. Тащу за собой своего приятеля, который ошеломленно кряхтит позади. А потом застываю с открытым ртом, не обращая внимания на то, что Юсуф пытается мне что-то гневно высказать. Набирает воздух в легкие и упирает руки в бока.

— Смотри, дорогой Юсуф, это цветы!! — вид маленькой цветущей клумбы меня поражает. Невероятно! Широко открыв в изумлении глаза, я зачарованно смотрю на нее. Маленькое цветное пятно в костистой тени засохшего дерева. Цветы! Пусть это не целые поляны ноготков Старой земли в закатном свете красного солнца, а чахлая полусгнившая растительность, умирающая в бетонном корыте. Пусть даже так. Но цветовод Клаус, у которого, надеюсь, все очень хреново, говорил, что здесь нет цветов. В целом мокром и чужом мире нет ни одного цветка!

— Цветы, понимаешь?

В ответ мой маленький оруженосец пожимает плечами, какая-то херабора, госпожа и он не знает, как она называется. Ее поставили недавно, меньше недели назад. Абсолютно бесполезная вещь, потому что ее нельзя выпить и съесть, вообще нельзя никак использовать. Но его мнения никто естественно не спрашивал, просто воткнули возле ратуши и все. На кой черт на это барахло потратили деньги он до сих пор не понимает. Говорят, что привезли из другого мира, но это такая бесполезность и лучше бы привезли, что-нибудь на самом деле полезное. Впрочем, ничего другого и не ожидалось.

— Ларек с синтемясом! — определяет он предел мечтаний. — Или с алкашкой по скидкам! Бесплатная лотерея!

В бесплатную лотерею тебе бы тоже не повезло, дорогой Юсуф, приходит мне на ум. Но на