утро, — широко улыбнулась она. — С рассветом мы будим своих гостей, чтобы они не опоздали в путь, — сказала она, широко открыв дверь. — Вы можете позавтракать на террасе, — Нигина кивнула в сторону.

Смерив Азима оценивающим взглядом, девушка закрыла дверь.

Собрав свои вещи, Азим вышел на террасу, которая располагалась посередине второго этажа, с трёх сторон обставленную стенами. Справа, за стеной, была кухня, а за противоположной тоже были комнаты для гостей. На террасу вёл проём в нескольких шагах от комнаты Азима; такой же проём был и на другой стороне. На террасе были расставлены столы с резными стульями. Два стола были поставлены вместе. Это только что сделали сами гости. Пятеро мужчин сели за стол и один из них заметил Азима.

— Иди к нам, — позвал он.

Азим не желал знакомиться с кем-либо и вступать в разговор, ибо путники чуть ли не обо всём рассказывают друг другу. С другой стороны, Азим не хотел показаться надменным и неприветливым. Потому он сел к ним за стол.

Пятеро мужчин были разно одеты, однако у всех на голове был повязан короткий чёрный тюрбан. Двое были смуглы как орех. Трое других были посветлее. У одного были тёмно-русые, короткие и кучерявые волосы. У другого волосы были цвета соломы, у остальных чёрные. Возраст тоже был разным, однако вид у всех был мрачным и скорбным.

Из кухни к их столу подошла девушка в белом платке и белом платье.

— Что вам принести? — спросила она звонким голоском.

— Ты знаешь, что нам принести, — бесстрастно ответил русый.

— Нет, — негромко осёк человек в сером кафтане с серой вышивкой на плечах. — С тебя уже хватит Наим.

— День только начинается, Зариф, — покачал головой Наим.

— Как тебя зовут, юноша? — спросил светловолосый.

— Азим, — коротко ответил юноша, не называя своё полное имя.

— Это твой чёрный жеребец в стойле? — снова спросил светловолосый.

Азим кивнул, а вопрос привлёк на него внимание человека в сером.

— Вы, Азим ибн Аъзам? — учтиво спросил Зариф, и его вопрос заставил Наима вытаращить глаза на юношу.

Скрываться было некуда, русый тоже узнал его. Услышав его полное имя, узнали и остальные. Юноша кивнул в ответ и спросил:

— Почему вы такие грустные?

— А ты не знаешь? — с укором спросил Наим.

— Сегодня годовщина конца Зелёной хвори, — объяснил Зариф.

— Эта болезнь унесла с собой столько жизней, — сокрушённо покачал головой человек, сидевший рядом с Наимом.

— Сделав нас несчастными, — с горем добавил Наим и прослезился.

Мужчина в белом халате с красной тесьмой на воротнике и коротких рукавах погладил Наима по спине.

— В чём смысл жить дальше, если тебе нет к кому возвращаться домой? — сквозь слёзы недоумевал Наим. — Я даже не попрощался, — сокрушался он. — Я ни разу не видел своего сына и так мало говорил его матери, что люблю её. Кому теперь я это скажу? Твоему султану? — сморщился он.

— Успокойся, Наим, — сказал Зариф. — Он до сих пор не смирился со смертью своей жены и трёхлетнего сына, — объяснил он.

— Никто из нас до конца не смирился с потерей близких и любимых людей, — сказал мужчина напротив Азима.

— Все мы здесь путники, — продолжил Зариф. — Никого из нас не было в Ахоруне, когда это началось. Наим торгует шёлком и был в городах-братьях. Аскар, — он кивнул на светловолосого, — ювелир. Он был в Каарте. Аловат, — Зариф указал на мужчину в белом, — шьёт тюбетейки и сам же продаёт их по всему Рахшонзамину. Саидо, — он указал на мужчину напротив Азима, — делает глиняные лампы и всё такое. Он был в Чехре. Я, — он указал на себя, — развожу скот и продаю их шерсть. Я был в Виндоле, когда началась Зелёная хворь.

— Если бы Бузург не начал гонения ведьм, они бы не обрушили на нас свою месть, — укоризненно проговорил Наим.

— Не обращайте на него внимания, господин. Он пьян, — сказал Зариф.

— Люди приписывают эту проклятую хворь ведьмам, хотя ни одна из них в том не призналась, — не уверенно пожал плечами Аскар.

— А я обвиняю в этом султана! — громко заявил Наим. — И не важно сколько ведьм он скормил сарунам в своё оправдание.

— Простите его, господин. Вино усиливает его горе, — с толикой сочувствия сказал Зариф.

В это время девушка в белом платье на подносе принесла три глиняных кувшина с вином. Один кувшин был красным, второй зелёным, третий белым. Она также принесла чашки для шестерых, свежеиспечённые кулчи, фисташки, финики и инжир.

— Что-нибудь ещё? — спросила она.

— Поджарь нам тыквы с мёдом, Зайнура, — попросил Саидо.

Зайнура кивнула и вернулась на кухню.

— Я не буду, — Азим накрыл рукой свою чашу, когда ему хотели налить вина.

— Я так хотел увидеть своего сына, но из-за страха заражения ни один караван не захотел вернуться из Аброра, — сказал Наим после глотка и налил себе ещё.

— Его жена была на девятом месяце, когда он уехал, — объяснил Аскар.

При его словах Наим зарыдал ещё громче.

— Я вам сочувствую, — сказал Азим, но это не утешило Наима.

— В Аброре я накупил много подарков для жены и сына, но не отправил их им. Хотел приехать и сам вручить их, — Наим посмотрел на пустую чашу и через какое-то мгновение продолжил с гневом и скорбью. — Вместо этого я сжёг подарки там, где был рассеян их прах, и сказал, что люблю их, но они этого никогда не услышат. Моя жена никогда не узнает, как сильно я скучал по ней, — Наим отрывисто заплакал.

Азим тоже понурился, вспомнив тот вечер. Зилола перед уходом сказала: «Я люблю тебя». Азим не слышал это, но ясно понял по её губам и взгляду. И что он сказал в ответ? Ничего. Он как самодовольный дурак лишь кивнул ей вслед, недоумевая, почему она уходит. Надо было идти за ней, сожалел Азим.

Смотря на Наима, Азим представил себя на его месте. Он не простит себя, если Рудоба поступит плохо с Зилолой. Юноша жалел, что тоже мало говорил жене, что любит её. Знает ли она об этом?

Знаешь, что люблю тебя?

Мысли о твоих влажных губах не дают мне по ночам покоя.

Знаешь, что люблю тебя?

Мыслями о твоих тёплых объятиях нет мне по ночам покоя.

Сможешь ли простить меня,

Ибо сам виноват, что нет тебя рядом?

Знаешь, что люблю тебя?

Мысли о твоей отрадной улыбке с ума сводят меня.

Знаешь, что люблю тебя?

Мыслями о твоём приятном голосе стал к другим я глух.

Знаешь, что люблю тебя?

Жаль, что так мало об этом говорил.

Грудным тембром пропел Азим и,