– Будь здорова, подружка, – пожелал Корло.

Та положила руку на плечо мага и молча заглянула ему в глаза.

Маг нахмурился.

– Полегче с этим.

– Ты почувствовал?

– Еще бы. Сразу голова разболелась.

– Извини.

– Постарайся не забывать, Сэрен Педак: Моккра – опасный Путь.

– Постараюсь.

– Когда найду нового заказчика и пристрою свой отряд, – сказал Поклявшийся, – еще раз зайду на огонек. Так что можешь пока не хлюпать носом.

– Лады.

– Максимум сутки, и мы снова увидимся, аквитор.

Девушка кивнула.

Гвардейцы сели на коней и отъехали от дома.

Сэрен проводила их взглядом. Ключ от хитрого замка хранился под второй от порога тротуарной плитой.

Дверь под нажимом заскрипела. Хозяйка дома вошла и прикрыла ее за собой. В нос ударил запах пыли.

Мрак и тишина.

Она постояла немного в самом начале коридора. Открытая дверь в его дальней части вела в комнату, освещенную пробивавшимся из двора сквозь занавески солнечным светом. Взгляд уперся в кресло с высокой спинкой в муслиновом чехле.

Шаг, еще шаг. У самого входя в комнату в коридоре лежал гниющий труп совы – словно та улеглась поспать. Сэрен бочком прошла мимо, шагнула в комнату и ощутила легкий сквозняк из разбитого окна, в которое, видимо, и влетела сова.

Тени. Безмолвие. Легкий запах тлена.

Сэрен никогда не чувствовала себя столь одинокой.

В Летерасе роты Геруна Эберикта прокладывали себе путь в плотной толпе горожан, отряженных в процессию сторонников короля и направлявшихся к Вечному дому на праздник коронации. Теперь в ознаменование славной даты гости короля поливали мостовую собственной кровью. В это же время десятки тысяч скворцов все больше сужали круги вокруг старой башни, известной некогда как башня Азатов, а теперь ставшей Обителью Смерти. Тегол Беддикт слез с крыши и по темным улицам спешил к Селуш по делам Шурк Элаль. Девочка Кубышка, когда-то мертвая, а сейчас очень даже живая, сидела на ступенях старой башни и, тихо напевая, плела венки из травы. Лучи солнца удлинялись, разрезая дымный туман на косые полосы.

Звон колоколов провозгласил рождение новой империи.

И наступление Седьмого Завершения.

Однако писари ошиблись. День Седьмого Завершения только приближался.

До него оставались еще двое суток.

Прислонившись к стене неподалеку от старого дворца и скрестив руки, первый консорт Турудал Бризад, бог по имени Странник, смотрел в небо на тучу скворцов и слушал низкий дребезжащий колокольный звон.

– Какая мерзость эти скворцы, – пробормотал он себе под нос.

Двое суток.

Боюсь, вы еще пожалеете об этой ошибке в расчетах.

Очень пожалеете.

Над армиями эдур, заходящими с севера и занимающими позиции напротив крепости Бранс, исполинским чудищем нависло зловещее облако пыли. Желтая муть дыбилась волной, а с севера хлестали свирепые ветры, неся с собой пепел и крупицы содранной с полей почвы, будто темные злобные силы атаковали армии летерийцев и голые холмы у них за спиной.

Император тисте эдур вновь пережил славное воскрешение. Каждая новая смерть поднимала его все выше к заветному могуществу. Возвращение из мертвых, понял Удинаас, – штука немилосердная и болезненная. Оно происходило под душераздирающие крики и вопли. Рулад страдал до потери рассудка, как страдал бы любой другой на его месте. У раба не оставалось сомнений, что меч и связанный с ним дар на самом деле – проклятье, и что стоящий за ними бог – если это был воистину бог – окончательно выжил из ума.

На этот раз за пробуждением Рулада наблюдали его братья. Удинааса не поразил ужас, возникший на их лицах при звуке первого хриплого крика императора, при виде конвульсий, сотрясавших тело Рулада, покрытое грязными золотыми монетами и засохшей кровью, и холодного неземного яркого света, опять вспыхнувшего в жестоких глазах. Братья застыли на месте, неспособные ни подойти ближе, ни убежать, вынужденные лицезреть страшную правду.

Возможно, потом, когда их души оттают, а сердца вновь начнут биться ровно, придет черед сочувствия. Рулад, не таясь, рыдал, и только раб додумался подойти и примирительно обнять его за плечи. Фир и Трулл лишь наблюдали со стороны. К’риснан молча сидел на корточках поодаль. Тем временем император приходил в себя, а вместе с ним – юнец, брат и впервые окропленный кровью воин, отошедшие на задний план, но все еще живые в глубинах его души.

На обратном пути братья не обменялись даже словом, спешили, чуть не загнав лошадей. У всех, кроме Удинааса, скачка оставила привкус бегства. Не от форкрула ассейла и его упорного стремления обрести мир среди остывших трупов, а от смерти и возрождения императора тисте эдур.

Всадники нагнали армию в пяти лигах от крепости. Ханнан Мосаг объявил, что с к’риснан двух других армий удалось наладить контакт. Войска подтягивались к роковому полю битвы, куда, по данным разведки теней-призраков, уже выдвинулись летерийцы.

Нервно раскручивающийся клубок приготовлений – тихий голос порядка среди видимого хаоса – не трогал Удинааса. Армия текла, как поток леммингов, где каждую тварь толкали вперед инстинкт и чужая воля. Неуверенность сменилась ясностью. На поле боя решатся все вопросы. Из пыли, крови и криков родится холодная определенность. К ней всегда стремятся воины, правительства, короли и императоры. Простая механика побед и поражений неизменно манила, притягивала всеобщие взгляды, каждый разум попадал в ловушку азартной игры. Все внимание – чашам весов. Рассчитывайте маневр, прикидывайте баланс, складывайте убитых в кучки, словно монеты, – время побежит незаметно, ум поднатореет в бесплодном вращении мельничного жернова, окружающий мир на какой-то миг застынет, потеряет резкость… пока кто-нибудь не опрокинет игральный стол.