Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно я обозлилась на себя. Хватит мучитьсяерундой! Альберт, конечно, неприятный тип, но самое ужасное – это то, что онтоже писатель. Вернее, Алик представитель так называемой серьезной литературы –он издал за свой счет роман о смысле жизни: сто страниц текста, повествующих,как умирающий мужчина, мучаясь не только морально, но и физически, вспоминаетперипетии своей судьбы и приходит к выводу, что никакого смысла земноесуществование не имеет, лучше вообще не рождаться на этот свет. Желаяопубликовать свою «нетленку», Алик приволок опус мне и категорично приказал:
– Вели там, в издательстве, чтобынапечатали. Кстати, мне важнее донести до людей смысл, чем огрести гонорар,поэтому я согласен даже на такой мизер, как полмиллиона долларов. Причем пустьзаплатят аккордно, сразу.
Я попыталась втолковать Альберту, что такиеденьги не получает в России никто, а на Западе, на стадии сдачи рукописи,может, только Стивен Кинг или Джоан Роулинг, но Алик презрительно фыркнул:
– Моя книга гениальна. Она потрясет мир!
В конце концов я отнесла дискету ОлесеКонстантиновне и умыла руки. Спустя полгода произведение появилось на свет –Алик издал его за свой счет количеством в сто экземпляров. Ни о каком гонораре,как вы понимаете, речи не было. Альберт раздал роман знакомым (госпожеТаракановой он «нетленку» не подарил). А через некоторое время до меня долетелслух: мол, Алик Колосков создал гениальное произведение, по наивности попросилподругу жены, бумагомараку Арину Виолову, послужить курьером, отвезти рукописьв издательство. Детективщица из любопытства прочитала роман, испугаласьконкуренции и сделала все возможное, чтобы произведение не было опубликовано.Но правда восторжествовала, нынче шедевр Колоскова номинирован на Нобелевскуюпремию по литературе.
И как вам подобное? Понимаете теперь, по какойпричине у меня желудок свело судорогой при одной мысли о том, что нужнопозвонить Колоскову? Но делать нечего, придется переступить через себя. Алик сновой женой живут в старой квартире, той самой, которая досталась ему после развода,и телефон его у меня, естественно, имеется.
Тяжело вздохнув, я набрала номер и в ту жесекунду услышала бархатное:
– Аллоу! У аппарата писатель Волконский.
Мне стало смешно. Фамилия Колосков кажетсяАльберту затрапезной, поэтому он взял себе псевдоним. Не удивлюсь, если нашклассик выдает себя за потомка древнего рода!
– Алик? Здравствуй, – собравшись сдухом, сказала я.
– Добрый день, милейшая барышня, –прогудел Альберт. – Чем могу служить? Вы представитель СМИ? Всегда раддать интервью, но мое время расписано на двенадцать месяцев вперед. Впрочем… э…как раз сегодня, в шесть вечера, случайно образовалось окно, и я готов…
– Алик, не корчи из себя Майкла Джексона,у которого график расписан на три года вперед, – не выдержала я. –Боюсь, тебе не поверят.
– Этта кто? – изменил тон Колосков.
– Виола Тараканова.
– Какого хрена тебе надо? – потерялнапускную вежливость Альберт. – За фигом трезвонишь?
– Скажи мне адрес магазина Даны, –рявкнула я, – и можешь садиться за продолжение великого романа.
– Ну и наглость! – заоралАлик. – Откуда мне знать, где работает эта сука, обобравшая меня? Захапаласебе особняк, участок, выселила меня на помойку, в грязную нору…
– Насколько я помню, при ней апартаментысверкали чистотой, что тебе не нравилось, ты вечно жаловался на «стерильныйуют», – ехидно перебила я его. – Хватит идиотничать! Всего-то труда –сообщить название улицы и номер дома!
В трубке повисла тишина, затем послышалсятихий щелчок, и я поняла, что некто, скорее всего новая жена Алика, решил подслушатьнаш разговор.
– Погоди, – уже вполне вменяемымголосом заговорил Колосков, – а почему ты обращаешься ко мне?
– Больше не к кому, – пояснилая. – У Жози склероз. Извини, что напоминаю тебе о матери, но, похоже, унее начинается болезнь Альцгеймера. А Дана, увы, ничего сказать не может.
– Бабка притворяется! – рявкнулАлик. – Сколько себя помню, столько мамашка кривлялась. Постой-ка! Долженли я понять тебя так, что Дана умерла?
– Слава богу, нет, она всего лишь попалав больницу, – обозлилась я. – И непременно выздоровеет!
– Что с ней? – довольным тономуточнил Альберт. – Инсульт? Ее парализовало?
– Нет, она из окна выпала! –гаркнула я.
– Вау! Шею сломала! – возликовалбывший муж. – Жозя осталась одна?
– Я живу с ней.
– За фигом ты ей нужна, проваливай! Онамоя мать, – занервничал Алик, – участок, дом и все, что в доме,принадлежит Колосковым. Рассчитываешь на наследство? Ни хренашечки тебе необломится!
– Жозя отказалась иметь с тобой дело, аза бывшей женой ты не можешь наследовать. По завещанию, я думаю, имуществоотойдет Андре. Это твой сын, если ты забыл. С моей стороны было полнейшимидиотизмом звонить тебе! – выпалила я и бросила телефон на пассажирскоесиденье.
Вилка, ты дура, принялась я ругать себя. Нашлас кем разговаривать! Надо успокоиться и ехать в Евстигнеевку. Скорей всего,сотрудники бутика, удивленные отсутствием хозяйки, сами начнут звонить ейдомой.
Телефон издал несколько коротких гудков, явзяла аппарат и прочитала сообщение: «Ленинградский проспект, дом напротивгородского аэровокзала». Ну надо же! У Колоскова неожиданно проснулась совесть,и он прислал эсэмэску. Однако Жозя не совсем потеряла память: магазин и впрямьнаходится у аэродрома, хоть и бывшего, а Ленинградка является продолжениемТверской. Мне следовало вспомнить и о станции метро под названием «Аэропорт», ио приземистом стеклянном здании, расположенном напротив.
Я завела мотор и бодро покатила в сторонуТретьего транспортного кольца. Снова ожил телефон.
– Привет! – закричала женщина.
– Чемко, это ты? – удивилась я.
– Ну да! Хочешь отчет по чашке?
– Конечно! Уже сделала?
– Нет, – хихикнула Надя, –звоню просто так. Поглупей чего спроси!
– Извини, пожалуйста, – покорнооткликнулась я. – Так что там с посудой?