– Тверская, – без былой уверенностиответила Жозя. – Там еще аэродром рядом, много людей.

– Спасибо, – заулыбалась я. – Ввольерной не очень утруждайся.

Жозя кивнула. Я вышла во двор и двинулась кгаражу. На Тверской нет аэродромов, Жозю опять подвела память.

В больнице меня встретили неприветливо.Лечащий врач, толстая баба, назвавшаяся Вероникой Матвеевной, сухо обронила:

– Гарибальди находится в отделенииинтенсивной терапии, посещения запрещены.

– Неужели одним глазком нельзя посмотретьна Дану?

– Зачем? – сурово перебила меняВероника Матвеевна.

– Ну… удостовериться… – растеряласья.

Реаниматолог нахмурилась:

– Даже не пытайтесь подкупить медсестру ипробраться в палату вечером. Был у нас дикий случай: к умирающему мужу жена свидеокамерой рвалась, хотела запечатлеть для детей уход отца из жизни.

– Я похожа на сумасшедшую?

– Все родственники со сдвинутойпсихикой, – не дрогнула она, – вот мы и приняли меры безопасности.Дверь в отделение интенсивной терапии открывается особым ключом, он есть лишь уврача, медсестры не выходят во время своей смены в общий коридор. На постуохрана, любой посторонний будет схвачен в два счета. Еду, одежду и всеостальное мы не принимаем. Я ясно объяснила? Приезжать вам сюда не следует,«одним глазком посмотреть» не удастся, сведения о состоянии больной получите потелефону.

– А как ее самочувствие? Можно надеятьсяна скорое выздоровление? – не отставала я.

– Состояние тяжелое, но стабильное, чторадует, – неожиданно почти с сочувствием ответила Вероника Матвеевна.

– Не вижу повода для радости, – несдержалась я.

Доктор окинула меня презрительным взглядом,каким обычно профессионалы смотрят на дилетантов.

– В случае Гарибальди не наблюдаетсяотрицательной динамики, ухудшения состояния не происходит.

– Значит, ей лучше! – обрадоваласья.

– Нет, но и не хуже, – терпеливообъяснила врачиха.

– Она поправится?

– Прогнозы делать рано.

– Но вы же опытный специалист, – япопыталась к ней подольститься, – много знаете, видели таких больных нераз.

– Каждый случай уникален, – скаменным лицом заявила реаниматолог, – давайте радоваться тому, что имеем,и не будем загадывать вперед.

– Ей что-нибудь нужно? – неуспокаивалась я. – Лекарства?

– Слава богу, мы всем обеспечены.

– Скажите, в травмах Даны нет ничегоособенного?

Доктор пожала плечами:

– Насколько я поняла, падение былогоризонтальным. Оно менее тяжелое и напоминает транспортную травму. Очевидно,потерпевшая выпала с относительно небольшой высоты, примерно этаж второй, ударпришелся на спину.

– На спину? – переспросила я.

– Ну да, – кивнула ВероникаМатвеевна. – А что?

– Дана рухнула, перевесившись черезподоконник, значит, должна была упасть на голову!

Доктор сложила руки на груди.

– Я не эксперт, но знаю, что на головучеловек приземляется в двадцати пяти процентах случаев. Что же касается вашегопредположения, то в полете возможна перемена положения, переворот, кувырок.

– Из мансарды? Если учесть, что здание несталинской эпохи, а дача, думаю, Дане сложно было сделать сальто, –заметила я.

– Милиция непременно разберется, –мягко остановила меня врач, – дилетанту не надо лезть в профессиональнуюепархию, это глупо. Основной причиной повреждений при падении с высоты являетсяудар при соприкосновении с грунтом. Тем не менее различают фазы: первичныепрямые повреждения, первичные непрямые и вторичные при падении тела уже послеприземления. К первичным непрямым относятся оскольчатые переломы голени инижней трети бедра, вколоченный перелом головки бедренной кости по краювертлужной впадины таза, компрессионные переломы поясничных и нижнегрудныхпозвонков, кольцевидные переломы вокруг большого затылочного отверстия черепаот внедрения первого шейного позвонка…

– Спасибо, хватит, – прошепталая. – А где вещи Даны? В чем ее привезли?

Вероника Матвеевна ткнула пальцем в селекторна столе:

– Лена, подойди!

Тут же дверь кабинета распахнулась и появиласьхуденькая девочка, почти подросток.

– Пришла родственница Гарибальди. Где одеждабольной? – поинтересовалась врач.

Лена моргнула и ответила:

– Так на складе! Мы инструкцию знаем,опись составили и сдали. Забрать хотите?

Я кивнула.

– Пошли. – Медсестра сделалаприглашающий жест.

Мы вместе покинули кабинет доктора, и тутЛена, понизив голос, призналась:

– Извините, я сказала неправду.

– Вещей нет?

– В целости и сохранности лежат, –заверила меня она, – просто на склад их не отнесли. Они в кладовке.

– Какая разница, где их держат, –легкомысленно отмахнулась я.

– Вам это по фигу, – поджала губыдевчонка, – а нам геморрой. Если человека по «Скорой» без сопровождающеголица привезли, надо опись составить в присутствии свидетелей, печать шлепнуть,пакет заклеить и на склад отнести. Не знаю, чего в других клиниках придумано, ау нас главный так требует. А то некоторые, слишком ушлые, выздоравливают ивместо «спасибо» заявы строчат, дескать, у них в карманах миллион лежал, амедсестры его стырили. Мы не воровки! Вот «Скорая» может поживиться, вособенности если понимает, что до приемного покоя человека живым не довезут. Мыже ничего не берем! Вчера в ночь Ирка Лапшина дежурила, одна, потому что ВарькаКоткина заболела и на смену не вышла. Так и чего ей, разорваться? Игнатовуплохо стало, Табакину стошнило, да еще и вашу раздевать позвали. Склад у насзнаете где? Через всю территорию бежать, километра два намотаешь. Ирка уйти немогла и мешок с одеждой в нашей кладовке оставила. Это нарушение, вы можетескандал устроить, и ей вломят. В общем, если хотите лаяться, никто вам незапрещает, правда на вашей стороне, но по совести – возьмите одежонку молча. Непоследняя же она у больной! Да и разрезали небось тряпки, когда ее раздевали.