– Ну да, – ответили Фьялар и Галар и выдали богам обескровленное тело Квасира – забрать домой, в Асгард, для божественных похорон и, быть может (ведь боги – они не как все остальные, и смерть для них – дело не обязательно вечное), для последующего божественного возрождения.

Вот так и вышло, что карлики заполучили себе мёд мудрости и поэзии, и всякий, кто хотел причаститься, должен был теперь выпрашивать его у них. Увы, Галар и Фьялар давали мёд только тем, кто им нравился, а значит никому, потому что им на самом деле никто не нравился – кроме них самих.

Однако были и те, перед кем у них имелись кое-какие обязательства. Великан Гиллинг, например, с женой. Карлики сами пригласили их в гости, и как-то раз зимним днем те и вправду явились к ним в крепость.

– Пойдемте покатаемся на нашей лодочке, – сказали карлики Гиллингу.

От великаньего веса лодка низко села в воду, и карлики погнали ее на веслах прямо на скалы, скрывавшиеся под самой поверхностью моря. До сих пор лодка всегда безопасно ходила над ними – да только не в этот раз. Суденышко налетело на камни и перевернулось, выбросив великана в море.

– Плыви скорее к лодке, – закричали братья Гиллингу.

– Да я плавать не умею! – отвечал он им, и это были его последние слова, потому что волна захлестнула ему рот соленой водой, голова ударилась о камни, и через мгновение он скрылся из виду.

Фьялар и Галар перевернули лодку обратно и поплыли себе преспокойно домой. Жена Гиллинга уже с нетерпением их поджидала.

– Где мой муж? – спросила она.

– Кто? А, муж, – сказал Галар. – Он умер.

– Утонул, – услужливо пояснил Фьялар.

Тогда жена великана заплакала и заголосила, да так, словно каждое рыдание у нее прямо из глубины души вырывалось. Она взывала к покойному мужу и клялась любить его вечно, и ревела, и стонала, и выла.

– Тише ты! – сказал ей Галар. – От твоих воплей у меня уши болят. Слишком они громкие. Надо думать, это потому, что ты великанша.

Но великанья жена только зарыдала еще громче прежнего.

– А если мы покажем, где умер твой муж? – спросил Фьялар. – Тебе станет легче?

Та шмыгнула носом и кивнула, и завопила-запричитала пуще прежнего по мужу, который уже никогда не придет к ней назад.

– Встань вон там, и мы покажем то место, – распорядился Фьялар и показал, где именно ей встать: прямо под стеной крепости, выйдя через главные ворота.

А сам тем временем сделал знак брату, который быстро помчался на верх стены.

Жена Гиллинга послушно вышла из ворот, и Галар уронил на нее большой камень, наполовину размозжив череп.

– Отличная работа, – похвалил его Фьялар. – А то я уже уставать начал от этих жутких звуков.

Безжизненное тело они столкнули с утеса в море, где длинные пальцы серых волн тут же прибрали его, и так великан и его жена воссоединились по ту сторону смерти.

А карлики пожали плечами и решили, что они точно самые умные в своей крепости у моря. Каждую ночь пили они мёд поэзии и декламировали друг другу прекрасные и изумительные стихи, слагали величавые саги о гибели Гиллинга и его жены, которые потом орали в ночь с крепостной крыши, и засыпали мертвым сном, и просыпались наутро там же, где сели или свалились накануне.

Как-то раз они, как обычно, проснулись… вот только не у себя в крепости.

А проснулись они на дне лодки, и какой-то незнакомый великан греб, сидя на веслах, по серым волнам. Небо было темное от штормовых туч, а море – так и совсем черное. Волны катались высокие и злые, и соленая вода то и дело плескала через борт и мочила карликов.

– Ты кто такой? – спросили гребца карлики.

– Я – Суттунг, – отвечал великан. – И я слышал, как вы похвалялись ветрам, и волнам, и всему миру, как ловко убили моих отца и мать.

– А, – сказал Галар. – Это поэтому ты нас связал?

– Поэтому, – лаконично ответил великан.

– Наверное, мы едем в какое-то прекрасное место, – с надеждой сказал Фьялар, – где ты нас развяжешь, и сядем мы пировать и пить, и будем смеяться, и станем лучшими на свете друзьями.

– Это вряд ли, – ответил ему Суттунг.

Был как раз отлив, и над водой торчали верхушки скал – тех же самых, на которых в прилив перевернулась лодка братьев, потопив Гиллинга. Суттунг взял каждого карлика по очереди, вынул из лодки и поставил на скалы.

– Ночью, в прилив эти скалы скроются под водой, – сказал Фьялар, – а руки у нас связаны за спиной. Плавать мы не умеем. Если ты оставишь нас здесь, мы точно утонем.

– Так и было задумано, – ответил Суттунг и улыбнулся им в первый раз за все утро. – А я буду сидеть тут, в вашей лодке, и смотреть, как море постепенно забирает вас. Потом я вернусь домой, в Йотунхейм, и расскажу моему брату, Бауги, и моей дочери, Гуннлёд, как вы умерли, и буду доволен, что отец мой и мать должным образом отомщены.

Вот море начало прибывать. Сначала оно затопило карликам ноги, а потом дошло и до пупа. Вскоре бороды братьев уже плавали в пене, а в глазах плескался ужас.

– Милосердия! – возопили они.

– Это какого же? Такого, как вы оказали моим отцу с матерью?

– Мы выплатим виру за их смерть! Мы все тебе возместим! Мы тебе заплатим!

– Не думаю, что у вас есть хоть что-то, способное возместить мне смерть родителей, – сказал Суттунг. – Я великан богатый. Довольно слуг у меня в горной твердыне и все богатства, о каких я мог только мечтать, уже в моем распоряжении: золото и драгоценные камни, и железо – достаточно, чтобы выковать тысячу мечей. Я владею могущественным волшебством. Что вы можете дать мне такого, чего у меня еще нет?

Ничего не сказали на это карлики.

А вода между тем прибывала.

– У нас есть мёд! Мёд поэзии! – пробулькал Галар, которому вода уже заливалась в рот.

– Сделанный из крови Квасира, мудрейшего из богов! – подхватил Фьялар. – Два полных чана и еще котел! Ни у кого больше такого нет, а у нас есть – у нас одних на всем белом свете!

Суттунг почесал в затылке.

– А вот об этом надобно поразмыслить. Подумать… Покумекать…

– Пока ты будешь кумекать, мы утонем! – в один голос завопили карлики поверх рева вод.

Прилив нарастал. Волны уже перехлестывали карликам через голову. Фьялар и Галар судорожно хватали ртом воздух, а глаза у них были совсем круглые от ужаса, но тут великан Суттунг протянул руку и вытащил их из воды.

– Мёд поэзии будет достойной вирой. Вполне честная цена, особенно если вы накидаете сверху еще всякого. А я уверен, что у вас, карликов, найдется немало всякого. Я сохраню вам жизнь.

Он швырнул их, мокрых и связанных, на дно лодки, где они принялись сердито извиваться, будто пара бородатых омаров, – и погреб обратно, к берегу.