– Аккуратней там на улице! – сказала Майка, но он вряд ли услышал ее, потому что уже отключился. – Созвонимся тогда, да, Агат, когда он приедет?

Майка тоже приготовилась было отключиться, когда рыжая посмотрела на нее задумчивым взглядом. Похоже, она не желала прощаться вот так сразу.

– У этого чувака знакомое лицо, я его знаю?

Майка выдохнула. Приехали. Кажется, придется объясниться с ней сейчас, и, судя по всему, это будет нелегкое объяснение.

– Возможно, – пробормотала она неуверенно. – Возможно, ты его знаешь, да.

– Откуда, Май? – напористо и тревожно спросила Агата. – Почему его уволили из следственного комитета?

– Из ФСБ, не из следственного комитета.

– Так почему?

– Хорошо, ладно, хорошо… окей, сейчас объясню. Так, в общем, его уволили, потому что одна женщина обвинила его в том, что он… ну… что он… словом…

– Ну?.. Что он что?

– Что он вроде как принудил ее к близости… ну понимаешь?

– Он изнасиловал женщину? – ахнула Агата. – Господи, точно! Ну да! Конечно… это же тот самый Константин Абашидзе! Господи! А я думаю, откуда я его знаю… Ну, блин, клево, Май. И вы с бабушкой наняли его после всего, что он сделал?

– Технически, мы наняли его до…

– И тебя не смутили все эти твиты? Эта волна хейта зимой?

– Лично мне он не сделал ничего плохого, Агат.

– Он изнасиловал женщину, Май.

– Слушай, не хочу об этом говорить, мы с тобой там не стояли и свечку не держали все-таки. Кто знает, что там было?

Рыжая в смятении покачала головой.

– Та фотка в инсте[1]! У девушки лицо раздулось от синяков! Май, не говори мне, что ты не видела… Стоп, стоп, секунду. Сейчас даже не о том речь. Тебе после этого всего не страшно элементарно звать его к себе в квартиру?

– Я доверяю ему. – Майка упрямо поджала губы. – Мы с ним не раз встречались и в городе, и у меня дома, и у него. Все было хорошо. Нам нужно доверять друг другу, иначе в этом хаосе будет сложно выжить.

– Да, но он же маньячина махровый! Окей, окей, окей. Хорошо, хорошо. Стой! – Рыжая подняла ладони, как бы прося у Майки минуту на раздумья. Ее длинные аристократические пальцы были украшены золотыми колечками, на ногтях блеснул свежий красный шеллак. – Сейчас… Только один вопрос тогда: почему ты так ему доверяешь? – На ее губах сверкнула улыбка, недобрая, сардоническая – Агата, похоже, пришла к какому-то умозаключению. – Он что, тебе нравится? Ну? Я же вижу. Давай признавайся. Он тебе нравится? Я понимаю, господи, Май, да я понимаю все. У него такое тело – это же просто произведение искусства, даже в зуме видно было, Май. И эта его брутальная небритость, да? Но, самое-то главное, конечно, это глаза, зеркало души. У него такие грустные голубые глаза…

Майка вспыхнула:

– Ну хватит! Пойми, я скорее не доверяю той девушке, я очень сомневаюсь, что все было именно так, как она говорит, Агат. Очень не уверена в ее психическом здоровье, в ее уровне интеллекта. Зато я вижу, что у нее, типа, миллион подписчиков в инсте[2] теперь и появилась реклама всяких там бьюти-продуктов, и, вообще, она цветет и пахнет, а вот Костя перебивается с воды на хлеб…

– С воды на хлеб? – недоверчиво переспросила Агата. – Бывший работник Следственного комитета? Прямо-таки с воды на хлеб?

– Не Следственного комитета, а ФСБ! Блин, Агат, я же уже сто раз говорила! Плюс его все-таки уволили, он же больше не их сотрудник, он на сбережения живет.

– То, что он сейчас бедствует – в чем я сильно сомневаюсь, кстати, еще не делает его святым… Может, он, наоборот, заслуживает этого всего после того, что совершил. И кстати, что это ты так завелась?

– Да я и не говорю, что он святой! Господи, Агат, мы же с тобой не маленькие уже, жизнь в черно-белую коробочку не положишь, так? Ну кто из нас святой? Костя просто помог нам. Сразу после исчезновения мамы с папой мы были в таком состоянии, сложно описать… Я не могла сидеть на месте, не могла есть, не могла спать, мне все время нужно было что-то делать, куда-то идти, бежать, что-то слушать, читать, занимать как-то голову и сердце, чтобы отвлечься от страшной боли, – и все равно не получалось, ничего не получалось, все, что так хорошо, отлично помогало раньше, не работало, не могло отвлечь от мысли, что папы и мамы нет, что я больше никогда их не увижу, от такого ничем не отвлечься, Агат. Я смотрела на буквы, но в слова они не складывались, я пыталась печатать сообщения, но забыла как. А в тот момент, когда ты ничего не можешь, когда ты как будто в параличе, важнее всего быть эффективным, важно что-то делать, важно не упустить время. Мне все казалось, что каждая секунда имеет огромное значение. Обратились в «ЛизаАлерт», там добрые люди, но по результатам – ноль, ничего. Обратились в полицию – там завели разыскное дело, но в течение месяца тоже никаких зацепок; ты знаешь, что это был за месяц? Это был ад. Тогда, наконец, мы все трое взяли бумажки и пошли в ФСБ. Потому что Ваня, брат моей мамы – он с нами был, конечно, – сказал, что у него там вроде как связи, что там вроде как следователем работает его старый товарищ по «Вымпелу». А ты знаешь, какие они в «Вымпеле»? Это семья.

– Это был Костя?

– Это был Костя. Он как следователь занимался исчезновениями людей при нестандартных обстоятельствах и оказался первым человеком за месяц, который поверил в нашу дикую версию с Уроборосом, потому что уже сталкивался с исчезновениями такого рода, и в итоге взял нас и наше дело, выворачивался наизнанку, чтобы просто помочь нам, выбить ресурсы, людей для поиска. Да он до сих пор, видишь, ищет папу с мамой, совершенно бесплатно, на энтузиазме, когда все уже сдались, хотя его уже уволили, поэтому я ему и доверяю, а ты говоришь… Плюс ты и сама знаешь всю эту новую политику морально-нравственной чистки органов. Я люблю нашего мэра, он многое перенес, конечно, я сама стояла на кубах в мэрскую кампанию, но согласись, он страшный радикал и максималист, а я все-таки считаю, что некоторые вещи не должны решаться так кардинально. Надо было сначала разобраться в деталях все-таки, а Костю просто сразу взяли и поперли из органов, как делали в старой России, мол, замарал