Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ненавидел Станислава Валентиновича за то, что продолжает дуться на меня; ненавидел Юн Вен за то, что она считала себя богиней; ненавидел Егора за то, что он ни с того ни с сего стал меня игнорировать; вспоминал и ненавидел Олю – за тот, давний, случай. Да что там говорить – я ненавидел даже водителя автобуса номер четыреста четыре, который каждое будничное утро довозил меня до леса.
Однозначно, вся ненависть в мире от недосыпания – теперь мне понятно, почему та война была объявлена в четыре часа утра…
* * *
Я стоял над раковиной, меня мутило, но не рвало, а это даже хуже – значит, сегодня не будет долгожданного облегчения.
С каждым днем мне становилось все хуже и хуже – сегодня я отработаю последний день, а завтра обязательно пойду к врачу. Пускай Станислав Валентинович ищет кого хочет, чтобы меня заменить. Пусть хоть сам сидит на кубике, а я помирать не собираюсь. В конце-то концов, в выходные мой кубик отлично справляется и без меня, вот и завтра перетерпит. Все – решено: сегодня при встрече сообщу об этом Станиславу.
Я влил в себя кофе и заставил позавтракать, затем потеплее оделся – зима не самое приятное время года для моей работы. Набросил рюкзак, вставил в уши наушники (буквально на днях приобрел себе плеер) и отправился в путь.
* * *
– Доброго утра! Может, сегодня ты, наконец, расскажешь, куда ездишь по утрам? – бодрым голосом встретил меня тот самый водитель автобуса номер четыреста четыре.
– На работу, – буркнул я, расплатившись.
Вообще, этот самый водитель был человеком добродушным и располагающим – порой я коротал время поездки в разговорах с ним, но не сегодня – сегодня я думал о том, как бы вообще пережить этот день. Я забился на заднюю площадку автобуса и весь маршрут просидел там.
– Удачного рабочего дня! – пожелал мне водитель, когда я покинул автобус.
«Удачного рабочего дня» – как же!
Пройдя привычный кусок вдоль шоссе, я скинул и открыл свой рюкзак. Зима не успела начаться, а снега навалило, будто все его запасы, которые должны равномерно выпадать на протяжении трех месяцев, по непонятным причинам выпали сразу разом. Я вытащил из рюкзака и надел недавно купленные снегоступы – мало того, что отдал я за них куда больше, чем хотелось бы, так они еще и спасали куда меньше, чем мне думалось! Проклиная все на свете, я нырнул в лес и побрел в ту сторону, где когда-то была тропинка.
Дорога, которая осенью занимала полчаса – сорок минут, зимой занимала раза в два дольше, и у кубика я был без пятнадцати минут десять. Отчитывать за опоздание меня некому, зато до окончания моего, как мне начало казаться, бессмысленного рабочего дня осталось на один час меньше. Вообще, как бы я не жаловался, с приходом зимы мое время в лесу проходило незаметней – вот и сейчас, добравшись до Генератора, я взял лопату, оставленную мной вчера у лестницы, и полез чистить крышу, которую за ночь замело снегом.
К обеду я управился с разгребанием и присел на бордюр выпить кофе – каждое утро я наполняю термос горячим свежеприготовленным напитком. Не успел я выпить и полкружки, как почувствовал под ногами вибрацию – если раньше после этого я бросал все дела и тут же бежал к табло, то последнее время это стало столь привычным явлением, что я особо не обратил внимания.
«МИР БОЛЕН» или «ДУРНАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ» – вот и все, что мог выжать из себя обиженный на весь белый свет Генератор.
Но все же, как только вибрации прекратились, я отложил кружку и подошел к табло.
«ПОРА НАЧИНАТЬ ТЕРАПИЮ!» – гласила свежая надпись, которую я тут же внес в блокнот, не забыв и про восклицательный знак. Только я собрался звонить Станиславу Валентиновичу, чтобы поделиться информацией, как почувствовал новую волну вибраций. Но в этот раз она не стихала, а, наоборот, усилилась до такой степени, что для того, чтобы не слететь с крыши, мне пришлось опуститься на четвереньки.
Генератор завыл – сначала это был просто гул, исходящий непонятно откуда, а теперь это стало похоже на вой дикого зверя, который шел из нутра, откуда-то из сердцевины Генератора.
Я, уже лежа, закрыл уши руками, меня сковывало страхом – похоже, что моя теория с кубиком-бомбой подтверждалась и сейчас он должен рвануть. Надо пытаться спастись: быть разорванным взрывом в лесу не очень привлекательная перспектива. Я прикинул расстояние до бордюра куба. Снег, на который я жаловался, сыграет мне добрую службу и смягчит удар. Поджав ноги под себя, я оттолкнулся, поднялся и, согнувшись в три погибели, побежал к краю. Только я хотел присмотреть местечко, куда мне лучше прыгнуть, последовал новый мощный толчок, и я просто-напросто перевалился через бордюр…
Мне повезло – я упал прямо в сугроб, который сам создал, сбрасывая с крыши снег. Быстро опомнившись, я вскочил и тут же сообразил – чего-то не хватает. Но времени размышлять у меня не оставалось, и я побежал, проваливаясь по колено в снег, туда, где должно быть шоссе. Сделав шагов десять и окончательно вымотавшись, я резко остановился – мозг, наконец, обработал информацию, и до меня дошло, что мне не хватает вибрации и дикого рева Генератора.
Как только я спрыгнул, мой кубик тут же успокоился.
Я обернулся к нему лицом, опершись о колени, и дал себе отдышаться. Смотрел я на Генератор, как на живого хитрого соперника, тщетно пытаясь рассчитать его действия и прикинуть, что дальше делать самому. Мне еще положено провести в лесу половину дня, а лезть назад на крышу – никакого желания.
Я набрал номер Станислава Валентиновича.
– Слушаю.
– А все-таки есть какой-то прогресс в наших отношениях, – сказал я, все еще тяжело дыша.
– Чего?
– До этого ты меня кратким «ну» встречал, а тут снизошел до «слушаю».
– Ты по делу звонишь, или так, потрепаться об этикете телефонных приветствий?
Однажды он не вытерпит и пристрелит меня.
– По делу. Наш кубик заговорил.
– Все протоколь. Вечером заеду… – Он замялся. – У меня для тебя подарок будет.
– Круто, но не все так просто. В общем, ведет он себя очень странно, и назад я не полезу!
– Где ты сейчас? Что случилось? Только попробуй уйти!
– Да здесь я – рядом, рядом. Но наверх я не полезу, если хочешь, сам приезжай.
– Сейчас буду.
Он повесил трубку, а я понял, что у меня в ботинках полно снега.
* * *
Прошло минут двадцать, а Станислава Валентиновича все еще не было, что, в принципе, не удивительно – обычно, даже когда он сильно спешит, ему нужно минимум полтора часа, чтобы добраться. Кубик активности не проявлял, мне стало холодно, ноги промокли, и я все же решился залезть назад на крышу. Вот она, лестница – двадцать четыре ступеньки до лестничной площадки и ровно столько же второй пролет – поднимаясь и спускаясь по ней пять дней в неделю, я успел сосчитать. Но, стоп! Поднявшись до площадки, я трясущейся рукой набрал номер.