Выпуск танков почти всех типов уже прекратился, только несколько штук Pz-IV покидало заводы ежедневно. Производство панцеров данного типа, ставших единственными в вермахте, увеличилось чуть ли не в три раза и при таком темпе могло вскоре достигнуть просто «умопомрачительной» цифры в тысячу штук в год. Вот только добрая четверть представляла собой бронированные шасси, на которых еще только предстояло смонтировать вооружение или оборудование, начиная от счетверенных зенитных «фирлингов» и кончая инженерным оборудованием типа штурмовых мостов или бульдозерных отвалов.

Правда, еще продолжался выпуск легких чешских танков Pz-38, но уже в октябре Шпеер гарантировал, что заводы в протекторате Богемия и Моравия (о скором провозглашении «независимости» он вряд ли догадывался) будут переведены на выпуск штурмового орудия на базе этого танка. Причем совершенно искренне уверял, что данная бронетехника чуть ли не самая замечательная и очень грозная «вундервафля» — так Андрей мысленно называл любое «вундерваффе», то есть «новое оружие».

Новый так новый — Родионов не возражал, прекрасно осознавая, что, пока будет развернуто в полной мере производство, излечены многочисленные при этом «детские болезни», немало воды утечет, в лучшем случае как раз до лета следующего года, 1941-го. Да и как-то смешно принимать в расчет легкое САУ в шестнадцать тонн, так как у среднего Т-34 вес чуть ли не вдвое больше.

А потому, что бы с ним ни случилось в скором времени, пусть даже самое худшее — вырвись ли настоящий фюрер на волю, погибни или тронься умом, с последующей заменой рейхсканцлера на Геринга, — войны с Советским Союзом не произойдет, даже пожелай наци № 2 ее развязать. Танков под рукой самый мизер, потребуется не менее года упорной работы, чтобы серьезно нарастить их производство.

С самолетами вышло совсем иначе — выпуск их стремительно нарастал, чуть ли не до трех десятков истребителей, пикировщиков и бомбардировщиков в день. Но тут англичане полностью «виноваты», если можно так сказать, — завоевать этот проклятый остров без полного превосходства в воздухе невозможно. А «томми» в месяц ухитрялись производить свыше четырех сотен своих «харрикейнов» и «спитфайров». Так что пришлось и рейху напрячь крепенько экономику, чтобы к середине августа достичь по выпуску паритета, а сейчас начать уходить в отрыв.

Причем сам Андрей собирался приложить все усилия на дальнейшее наращивание не только производства нынешних типов боевых самолетов, но и выпуск более новых перспективных моделей и главным образом стратегических бомбардировщиков и реактивных истребителей.

Дело в том, что Родионов прекрасно знал потенциальные возможности экономики США, которые в годы Второй мировой войны изготовили чуть ли не столько же самолетов, сколько все другие главные воюющие державы, как СССР, Германия, Япония, Италия и Великобритания, вместе взятые. И по основным производственным показателям Штаты уверенно находились на первом месте в мире, пусть немного, но все же существенно опережая совокупную мощь Третьего рейха и единственного в мире «социалистического государства рабочих и крестьян».

Почему так произошло в годы Второй мировой войны, что американская экономика заняла доминирующее положение в мире?

Ларчик открывается просто. Пока СССР с Германией обескровливали себя в процессе взаимного самоистребления, выбрасывая на воздух миллионы тонн боеприпасов, лихорадочно производя десятки тысяч танков и многие миллионы единиц стрелкового оружия, за океаном, в полном спокойствии и под мирным небом, делали на конвейере самолеты, главным образом многомоторные «Летающие крепости» и истребители для их сопровождения, что разрушали с воздуха заводы Третьего рейха с безжалостной монотонностью печатного станка.

— Давайте, Альберт, «порадуйте» вы меня, — тоскливо произнес Андрей, глядя на строгое лицо Шпеера с печальными, но гневными глазами. С такими добрые новости вещать не станут, как же…

Фолкстоун

Порыв увяз в бешеных, иначе и не скажешь, атаках английской инфантерии. Даже на Канале под Дюнкерком было намного легче, не испытывал он тогда чувства полной обреченности. Да и не мог тогда — счет времени шел только на часы, до подхода танковой дивизии из-под Булони. А тут одна надежда — что море будет спокойно и не нагрянут страшные английские корабли. Теперь Майер прекрасно понимал, чем сильна «владычица морей» и что произойдет с десантом, если перережут спасительную пуповину длиною в двадцать миль.

— Нам еще сутки простоять, парни, — прохрипел гауптштурмфюрер, оглядывая землистые лица солдат, которые не спали вот уже двое суток. — А там танки перебросят, и устроим британцам сладкую жизнь. Сам «Шнелле-Хайнц» удостоит их своим визитом.

Он не уговаривал своих эсэсовцев, те прекрасно понимали, что нужно продержаться еще одни сутки. Самый критический день операции — либо британцы их скинут в море обратно, либо немцы укрепятся на плацдарме так, что проделать сие с ними будет чрезвычайно затруднительно. А там с каждым днем германские войска будут усиливаться за счет прибывающих подкреплений, а британцы ослабевать.

Островитяне упрямы, храбры, однако сейчас воюют намного хуже, чем под Дюнкерком. Ибо лучшая и опытная инфантерия осталась на фландрских дюнах, а ополченцы не могут компенсировать боевых навыков одной голимой отвагой. Маловато ее, чтобы две роты «лейб-штандарта» разбить, да еще стрельба что с пулеметов, что с орудий у британцев скверная. Но сейчас против них бросили танки, и громыхающие медлительные машины надвигались на немецкие позиции…

— Гауптштурмфюрер, ты как?!

Сильная рука тряхнула безвольное тело, и офицер пришел в себя, взвыв от боли. Глаза запорошило, и тут же показалось, что рот забили песком, ибо он не смог выдавить из себя и слова.

Пулеметчик, тот славный ефрейтор, что плыл с ним на баркасе, весь в окровавленных бинтах, понял без слов и приложил к губам фляжку. Теплая вода потихоньку пробила сухую пробку из земли и запекшейся крови, но тут же пошла обратно. Майер скрючился в приступе тошноты, его выворачивало, как худого котенка.

— Крепко тебя контузило, командир. — Ефрейтор поддержал его рукою. — Меня тогда, в Дюнкерке, так же приложило, только через неделю оклемался. Тоже выворачивало неслабо.

Майер разлепил глаза — первое, что увидел офицер, был коптящий корпус подбитой «Матильды». И он вспомнил все — на этот раз атаковали яростно и умело, не считаясь с потерями. И с танками шли в наступление опытные солдаты, ухватистые и упрямые, в знакомой форме. Шотландская гвардия, прах побери этих юбочников!

— Да отбили мы их, командир. Хоть с трудом, думал даже, что конец пришел, но кое-как отбили. Сотни три положили, никак не меньше. Три танка пожгли, еще двенадцать наши «8–8» расколошматили. А там «тройки» помогли, сам старина «Зепп» 2-й батальон на помощь привел, сейчас обороной командует.

Майеру, и так себя скверно чувствующему, стало еще более тоскливо на душе, прямо горько и отвратительно. Если столько англичан удалось побить, то потери в его роте не просто большие, а чудовищные, и не иначе. Пулеметчик словно понял, что переживает офицер, тихо сказал, начиная бинтовать тому голову: