Возле самой верхушки горы, на широкой поляне, огражденной со всех сторон бором, стояла усадьба колдуна. Просторная, сложенная в лапу изба из темно-золотистых сосновых бревен, украшенная резьбой, смотрела на юг, где в просвете между соснами синело озеро. Вниз, к озеру, вела в обход обрыва крутая тропинка; там у воды стоял сарай, где колдун хранил сети, и добрая лодка на катках — подношение от рыбаков рода Калева.

На широком крыльце сидели рядом Вяйнемейнен и Ильмо. Старик строгал сосновую плашку, охотник рассказывал о своих злоключениях за последние дни: и о странных снах, и о битве с хийси…

— Что скажешь, Вяйно?

Вяйнемейнен глядел, как у него под ногами ветер раскачивает кроны сосен, а нож в его сморщенных руках все выглаживал лезвием лучину.

— Похоже, тебя там поджидали. Кто-то знал, что ты побежишь на помощь женщине, что не сможешь поднять руку на младенца. Не заговори подменыш, остался бы ты в корбе. Повезло тебе, парень.

— Да уж, мне последнее время сплошное везение! Кто-то хочет убить, да еще и из рода гонят прочь…

— Экая важность, гонят. Не догадайся ты прийти ко мне, был бы уже мертв. Знаешь, откуда родом девица-чародейка, которая искала тебя в твоих снах? Из Похъёлы.

— Из Похъёлы? — дрогнувшим голосом повторил Ильмо. — Почему ты так думаешь?

— Я знаю. Именно так выглядят туны. Это их способ искать потерянное — смотреть в чашу с морской водой. Одно меня удивляет — на кой им сдался ты ?

— Вот и Калли тоже удивлялся… Знаешь, он предложил мне кинуть руны, и выпало, что во сне меня ждет смерть. Что бы это значило?

— Всё что угодно. Вяйно задумался.

— Но если сопоставить это с твоими видениями и той чародейкой, история получается совсем нерадостная. Высшая магия тунов не разделяет сон и явь. Но, будучи порождениями Калмы, они пользуются своим знанием только во зло.

— Это как?

— А так — если ты, к примеру, уснешь и не проснешься. А твоя душа еще долго будет блуждать среди снов, разыскивая путь назад в тело. Может, и найдет, да только тела к тому времени уже не останется.

Ильмо тихо выругался.

— И что мне с этим делать?

— Если я прав насчет похъёльской магии, тебе самому с этим не справиться. Давай-ка поступим так. Ты пока останешься у меня. Спать можешь безбоязненно, здесь тебя никакая чародейка не найдет. А я отправлюсь на гору Браге, посмотрю на останки твоего подменыша и попробую выяснить, кто хочет твоей гибели.

— Может, я с тобой? Там Калли остался и собаки…

— Ни к чему. Их-то, в отличие от тебя, похъёльцы не ищут. Я туда и обратно. Вернусь, — Вяйно что-то прикинул про себя, — к завтрашнему утру.

«Теперь понятно, — понял Ильмо, прекрасно знавший, что одна дорога до Браге и назад занимает четыре дня, — почему ты не хочешь меня с собой брать».

Хорошо быть колдуном, подумал он с легкой завистью. То, что для него смертельная опасность, — для старого Вяйно легкая загадка на один день.

— Спасибо, Вяйно. Я вообще-то не собирался все это на тебя перекладывать, просто посоветоваться хотел, — сказал он, глядя, как из-под старикова ножа сыплется на землю тонкая стружка. — Чтоб я еще от девки бегал!

— Похъёльская девка съест тебя с потрохами и не поперхнется, — насмешливо сказал Вяйно. — Без всяких шуток, Ильмо. К счастью для тебя, она отсюда очень далеко. Но у похъёльцев есть слуги, которых Борозда Укко не удержит. Нет, парень, тебе одному с похъёльцами не справиться. Да еще и раненому. Показывай, что там у тебя с рукой!

Ильмо принялся разматывать холстяные полоски с правой ладони. Повязка, пропитанная чем-то черным, пованивала болотной гнилью и еловой смолой.

— Кто накладывал повязку?

— Калли.

— Опять этот несчастный Калли… Ты хоть знаешь, чем он холсты пропитал?

— Нет. Я не спрашивал.

Вяйно поднял голову, внимательно взглянул на охотника.

— Ты ему настолько доверяешь?

— Конечно! — уверенно ответил Ильмо. — Как себе! Мы же друзья!

— А если подумать?

Простой вопрос колдуна неожиданно смутил Ильмо. Ему вдруг почудилось, будто он заглянул в болотное окно… и ничего там не увидел, кроме торфяной черноты.

— На что это ты намекаешь?

— Ни на что. Пусть всё идет своим чередом… Повязка наконец была снята. Вяйно отодрал от раны присохший кусок холстины и теперь рассматривал ладонь.

— Ого, знак Таара! — заметил он, изучая выжженную громовую стрелу в черном круге. — Может, на память тебе его оставим?

— Давай, смейся над калекой…

— Откуда ты взял боевой оберег? Неужели сам вырезал?

— Ну… честно говоря, я его купил на торгу в Брусничном. У заезжего «хранителя имен». Он обещал, что оберег будет мгновенно превращать хийси в пепел!

— Знавал я некогда одного райдена, — усмехаясь, произнес Вяйно. — Многие — а более всего он сам — считали его могущественным колдуном. Как-то раз один парень из его ватажки поранил себе руку и попросил того охотника заговорить ему рану, остановить кровь. Дело-то, в общем, пустяковое…

— Ну и?

— Остановить-то он остановил… И кровь остановил… и все ручьи и реки вокруг того места… и даже подземный поток Маналы, что в царстве мертвых… уж не знаю, что там творилось в Голубых полях…

Ильмо захохотал.

— А хватило бы одного правильного слова, — назидательно завершил Вяйно.

И отпустил руку Ильмо.

— Ты что, лечить ее не будешь?

— Я — нет. Дерево и огонь, — забормотал Вяйно. — Через дерево пришла сила, убила древесного духа, запечатала испорченное дерево — так пусть дерево рану и вылечит, угасит огонь Таара, что жжет твою ладонь.

— Это как же — дерево?

— Пойдем, что-то тебе покажу.

Вяйно встал с крыльца и подошел к воротам, Ильмо за ним.

— Познакомься с моей ученицей.

— Где? — завертел головой Ильмо.

— Да вот она, — ответил Вяйно, показывая на одиноко растущую пушистую сосенку.

— Ты взял в ученики дерево ?!

— Почему бы нет? Она твоя ровесница. Я сам ее сажал, она ко мне с детства привыкла. Человеческой речи обучил, теперь мы с ней разговариваем. А почему именно дерево… Вы, потомки Калева, недолговечны: только-только обучишь парня, а он, глядишь, уже внуков нянчит. А сосна — сосем другое дело. По воле богов, лет через двести вырастет не дерево, а загляденье…

Ильмо обошел сосенку кругом, погладил по коре, пробежался кончиками пальцев по иглам. Сосна отвечала ему робким вниманием, в котором Ильмо уловил едва заметную усмешку. Конечно, ведь он много раз видел эту сосну, и даже мимоходом удивлялся, почему старик ее не выкорчует, но ему и на ум не приходило…