Отец улыбнулся, увидев, как округлились глаза Кестрель. Затем он подробно описал приготовления к походу, первые столкновения и, наконец, завоевание тундры генералом Дараном, который заметил отца Кестрель, тогда еще молодого офицера, и обучил его искусству войны.

Когда отец закончил рассказ, Кестрель коснулась очертаний полуострова на карте.

— Расскажи мне о Гэрранской войне.

— Мы давно засматривались на полуостров. Когда мне удалось завоевать Гэрран, сюда потекли толпы валорианских переселенцев. До войны гэррани кичились богатством своей страны, плодородием и красотой здешних земель. Гэрран считался идеальным место для жизни, в том числе благодаря выгодному географическому положению. — Генерал обвел контуры полуострова. Почти со всех сторон его окружало море, если не считать узкого перешейка, где располагалась горная цепь, отрезавшая полуостров от материка. — Гэррани считали нас тупыми, кровожадными дикарями. Но они не гнушались нашим золотом и часто отправляли к нам торговые суда, нагруженные предметами роскоши. Они не догадывались о том, как дразнили императора алебастровые чаши и мешки специй.

Кестрель и так все это знала. Но история, которая отложилась у нее в памяти, напоминала грубо высеченную скульптуру, и сейчас отец, будто мастер с резцом в руках, вытачивал детали, придавая мрамору задуманную форму.

— Гэррани были уверены в своей неуязвимости, — продолжил он. — Что ж, не без основания. Они считались опытными мореходами. Их флот превосходил наш и численностью кораблей, и уровнем подготовки моряков. Но даже если мы ничуть бы им не уступали, море было не на нашей стороне.

— Зеленые шторма, — догадалась Кестрель. Сезон ураганов как раз приближался и обычно длился всю зиму. В этот период бури терзали морские пути и побережье, возникая из ниоткуда и окрашивая небо в жутковатый зеленый оттенок.

— Вторжение с моря было бы равносильно самоубийству. Подобраться по суше не представлялось возможным: как провести войско через горы? Там был только один проход, но в него пришлось бы протискиваться чуть ли не по одному. Мы бы стали легкой мишенью для гэррани.

Кестрель и раньше знала, что сделал отец, но теперь ее осенила новая догадка.

— Так вот откуда ты взял столько пороха — из тундры!

— Да. Мы заложили порох по обе стороны ущелья. Взрыв расширил проход, и наша армия быстро проникла на полуостров. Гэррани оказались не готовы к нападению с суши, а их сильной стороной был флот. А главная ошибка заключалась в том, что они слишком рано сдались. Разумеется, когда я захватил город, у них почти не осталось шансов. Но флот все еще был в их распоряжении: около сотни быстроходных кораблей с пушками. Едва ли они смогли бы отбить город. Для этого морякам пришлось бы высадиться на суше, где у нас было численное преимущество, не говоря уже о коннице. Однако их корабли могли бы серьезно осложнить нам жизнь. Набеги на побережье и пиратство в наших водах нанесли бы нам немалый ущерб, и тогда-то гэррани смогли бы заключить мир на более выгодных условиях. Но у меня был город со всеми жителями и репутация человека, который не станет церемониться.

Кестрель отвернулась, взяла с полки сборник гэрранской поэзии и принялась листать его. Отец давно не смотрел на нее: его взгляд был обращен в прошлое.

— И гэррани сдались, — продолжил он наконец. — Согласились стать рабами, чтобы выжить. Они отдали нам свои корабли, и теперь во всем мире нашему флоту нет равных. Все валорианские солдаты обучены мореходству. Вот и ты в свое время освоила эту науку.

Кестрель нашла строки, которые искала. С них начиналась песнь о путешествии на волшебные острова, где время теряет смысл. Моряки готовились к выходу в открытое море. «Навстречу волнам повернем мы парус, — прочитала она, — и устремимся к сердцу вод соленых».

— Можно долго перечислять причины нашей победы, — произнес отец. — Со временем я помогу тебе во всем разобраться. Но в конечном счете все сводится к тому, что они оказались слабее, а мы — сильнее.

Он забрал у Кестрель книгу и вернул ее на полку.

Генерал редко успевал позаниматься с дочерью. Дела не оставляли ему много свободного времени. Кестрель была этому только рада. Порой она сама не понимала, какое чувство вызывают у нее рассказы отца — восторг или отвращение.

Листья продолжали опадать. Летнее тепло таяло. Но Кестрель этого почти не замечала, поскольку нечасто выходила из дома. Чтобы поскорее забыть все, чему ее учил отец, она играла на фортепиано. Теперь, когда никто ей не мешал, Кестрель проводила за инструментом каждую свободную минуту. Музыка становилась в ее руках волшебной лампой. Там, куда не доставал свет, по-прежнему ждали дела и другие люди, однако Кестрель их не видела. Огонь музыки, горевший в груди, ослеплял ее.

Однажды Кестрель пришла в музыкальную комнату и обнаружила, что ей оставили послание. Точно по центру клавиатуры лежала маленькая пластинка из слоновой кости, повернутая лицом вниз. Пустая оборотная сторона костяшки смотрела прямо на Кестрель.

Словно знак вопроса.

Словно приглашение.

— Я уже подумал, что вы не хотите больше играть с тем, кого не смогли победить, — усмехнулся Арин.

Кестрель оторвала взгляд от фортепиано и посмотрела на Арина. Он стоял в дверях, которые она оставила открытыми. На столике у окна лежали игральные кости.

— Вовсе нет, — возразила она. — Просто я была занята.

Арин бросил быстрый взгляд на инструмент.

— Я заметил.

Кестрель пересела за стол.

— Кстати, почему ты выбрал эту комнату?

Арин ответил не сразу, как будто готов был отречься от своего выбора и притвориться, что костяшку на фортепиано оставил кто-то другой. Но потом он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. Кестрель вдруг показалось, что комната резко уменьшилась в размерах. Арин подошел к столу.

— Мне не понравилось играть в ваших покоях, — объяснил он.

Кестрель решила не обижаться. В конце концов, она ведь сама попросила его говорить правду. Кестрель перетасовала костяшки, но когда она выставила на стол коробок спичек, Арин предложил:

— Давайте сыграем на кое-что другое.

Ее рука замерла над крышкой коробка. Кестрель в очередной раз попыталась представить, что он может ей предложить, но так ничего и не придумала.

— Если я выиграю, — сказал Арин, — я задам вам вопрос, а вы на него ответите.

Кестрель охватило волнение.

— А если я солгу? Так многие делают.

— Я готов рискнуть.

— Значит ли это, что я могу рассчитывать на такой же приз?

— При условии, что выиграете.

Кестрель все еще не готова была согласиться.

— Играть в «Зуб и жало» на вопросы и ответы — это очень странно, знаешь ли, — недовольно произнесла она.